Басти Родригез-Иньюригарро - В чистилище с приветом

В чистилище с приветом
Название: В чистилище с приветом
Автор:
Жанр: Современная русская литература
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "В чистилище с приветом"

Странные дела творятся. С приветом. Без привета не творятся. О чём я и рассуждаю, спускаясь по лестнице:– Как выяснилось, организовать мне чистилище очень просто. Сделайте так, чтобы я себе не нравился – и готово, остальное приложится. А ведь я даже не верю в искупающую силу страданий. В подспудное влияние других на тело и душу – верю, только если сам наделяю кого-то властью – вот, например, тебя, любезный брат. Надеюсь, ты меня слушаешь?

Бесплатно читать онлайн В чистилище с приветом


Иллюстратор Кристина Лавринайтис


© Басти Родригез-Иньюригарро, 2021

© Кристина Лавринайтис, иллюстрации, 2021


ISBN 978-5-0055-1350-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В чистилище с приветом

Эхо, Виа и Ала – так звали моих старших сестёр. «С приветом», – комментировал я, представляя друзьям моё семейство, что, по чести, случалось не так уж часто. Не торопитесь с выводами, друзей у меня было много – всех в лицо не упомнить – и было их много именно потому, что я не рвался приглашать людей в жилище, где по нелепому стечению обстоятельств, обычно называемому рождением, обитал сам.

«С приветом». Что я имел в виду? Если стремиться к упрощению, то намекал я на состояние ума той склочной бабки, не заслуживающей титула «старая ведьма», той не по росту заливистой хабалки, упорно считающей себя моей матерью.

Если стремиться к упрощению… К упрощению жизни я, может, и стремлюсь: всегда гордился особой разновидностью патрицианской лени, заставляющей пребывать в движении, прилагая минимум усилий и ничего толком не делая. Что же касается интерпретации оговорок и устоявшихся оборотов речи, предпочитаю благородной скупости дорического ордера путаную коринфскую поросль, надстройки и наслоения.

– Приятель, так выглядит твоё чистилище, – сказал я себе на десятом году жизни, покачиваясь на границе душного коврового сумрака, на пороге вытянутой комнаты, где мы жили вчетвером, где растения на подоконнике ненужностью и убогостью соперничали с моими сёстрами, где паласы, место которым на помойке или в музее ужасов мещанского быта, пожирали стены, где подобия личных спален создавались клеёнчатыми душевыми занавесками, где старуха, с раздражающей настойчивостью именующая себя моей матерью, вопила на дочерей просто потому, что могла. Из старухи в женщину она превращалась только когда молчала, чего, как вы догадываетесь, почти не бывало.

– А ведь если убрать эти, с позволения сказать, ковры… – затянул я.

– Голый бетон! – завизжала «домовладелица». – Голый бетон! Там голый бетон, бетон, бетон!

– Бетон, тон, тон, полутон, – передразнило трюмо.

Естественно, за руладами о финансовой несостоятельности сестёр, неспособных потратиться на обои, новую мебель и переезд (младшая, Ала, едва закончила школу), голоса трюмо никто не услышал. Моё серое отражение закатило глаза – серое из-за пушистого слоя пыли: в квартире происходила уборка.

В квартире всегда происходила уборка, а грязь и бардак лишь разрастались. «Каторга от карги» – так я это называл. Сёстры мои не имели права лишний раз ступить за порог – «Куда намылились? Дома не убрано!» – а внутри царила старуха: без её многовековой инструкции на форте и бессрочного порицания на фортиссимо не обходилось даже выжимание тряпки.

Не стоило заводить песню про «убрать ковры». Бросив извиняющийся взгляд на старшую, Эхо, десятилетний я отрапортовал:

– Дела. Вернусь вечером.

– Куда ты, голодный? – возопила карга.

Виа метнулась на кухню – строгать бутерброды, чтобы потом получить на орехи за то, что не экономно резала – но я кивнул трюмо и ринулся вниз по лестнице, не закрыв дверь.

Меня все любили: чтоб меня не любить, надо быть существом исключительным. Другое дело, что сёстры любили меня бескорыстно, а карга – по-своему, и трупный яд этой привязанности заключался даже не в вольностях, которые сёстрам не снились, не в праве не участвовать в уборке, не в квохтанье, не менее противном, чем визг.

Старуха обожала видеть меня больным, дрожащим под одеялом, беспомощным, неспособным отодвинуть ложку с супом, тыкающуюся в губы. Полагаю, окажись я прикованным к инвалидному креслу, карга прониклась бы прелестью прогулок на свежем воздухе: катала бы меня по двору, исходя гордостью и кудахтаньем.

И что вы думаете? Не было дня, чтоб я не ощущал хоть какого-нибудь недомогания: лёгкой тошноты, медленно крадущейся головной боли, ломоты в суставах. В школе я прослыл очаровательно капризным, потому как, глядя на ровный цвет и здоровую округлость моего личика, поверить в надоедливые симптомы было нельзя.

А ещё карга меня стригла. Машинкой. Повизгивая о том, какой я красавчик, каким аккуратным ей удаётся выпускать меня из дома, несмотря на тяжёлые условия. Не то чтоб во время сей процедуры я претерпевал смертный ужас и адские муки, но отдавал себе отчёт: с ёжиком – причёской, уравнивающей обладателя пружинистых кудрей с теми, кого природа одарила менее щедро – я становлюсь аккуратным, благообразным, менее заметным. Даже наэлектризованная синева радужки меркнет, блекнет, стремится к обыденности.

Сквозь пушистую пыль трюмо я порой мерещился себе остервенело длинноволосым – так детское сознание определяло каре, ниспадающее на плечи. По мне, это было слишком, но я клялся, что вырасту и тогда волосы закроют хотя бы уши.

– Приятель, так выглядит твоё чистилище, – повторил десятилетний я, выкатываясь на лестницу: – Чистилище с приветом.

Хохотнул и оттаял. Непохожесть на семейство – будто краски на разной основе замешивали, будто лепили, опираясь на иное учение о пропорциях, будто поселили в одной каморке два, а то и три биологических вида, странные имена моих сестёр, трюмо, не лезущее за словом в ящик, – что-то из перечисленного должно было считаться приветом неизвестно откуда. В чистилище лучше с приветом, чем без оного.

***

– Почему ты не уедешь?

Двенадцатилетний я пристал с этим вопросом к Эхо, которая полушёпотом читала мне на ночь. Лампа на прикроватной табуретке шипела и дребезжала от накала проволоки, но свет её завяз в зыбучем песке, в трёх пыльных зеркалах, где в полумраке метались призраки, не отражения.

Отсек за клеёнчатой занавеской, между трюмо и дверью, я выманил, выцыганил, поймав каргу в силки сомнений: откуда больше дует, с лестницы или из окна? В итоге к раме, давно утерянной под вздувшимися полосами газетной бумаги, поселили Алу. Последняя не жаловалась.

– Почему я не уеду… А куда?

– Неважно, куда.

– Ты прав, заглядение. Неважно. Хоть замуж в соседний подъезд, хоть в другой город без гроша в кармане.

– Так почему ты не уедешь?

Спрашивал я не с праздным любопытством и не из сострадания к Эхо. Сочувствие, безусловно, имело место, но никогда мною не руководило. В ответах сестры я надеялся увидеть ключ к самому себе. Почему я ещё не сбежал? Почему ни разу не ночевал на отшибе города, в том не внушающем доверия торговом центре, который пленил меня лубочным колоритом востока и ежедневно сменяющимися иероглифами на вывеске химчистки под самой крышей, чей желтеющий пластик казался собранным из кристаллов прозрачного кварца на контрасте с грубыми перемычками? Ведь была мысль. Не только мысль – был план, проработанная стратегия. И всё-таки я оставался.


С этой книгой читают
Рассказ о рюкзаках, лезвиях и бумерангах, подарках и сделках, потере, поиске и обретении. О том, что за спиной – всякое, но это не повод не оборачиваться.
Не в меру романтичная короткометражка. Прикидывается рассказом про любовь, являясь улыбкой про относительность «было» и «не было».«Сеть переулков, планомерно взбирающихся по склонам, табличка с названием улицы – синяя с золотом, массивные двери, гулкий подъезд, винтовая лестница, кованные перила… Господи, что же он ей скажет?»
Сжатый роман о петлях – временных и прочих, любви, бегстве, смерти, бессмертии и акульих зубах, перемалывающих фонарное стекло. И не только фонарное стекло. Книга содержит нецензурную брань.
Скоростная новелла об особых свойствах ночного метро, рекламных плакатов, баллончиков с краской и поездов дальнего следования.
В книгу вошли четыре сказки – «Про бедного Иванушку», «Про непутевую бабу», «Про Семена Ложкаря» и «Сказочка про непослушных детей». Книга содержит нецензурную брань.
В один миг её жизнь резко изменилась. В одно мгновение она потеряла всех, кого любила. Остались лишь жалкие воспоминания, каждый раз задевающие израненную душу. И каждый раз вспоминая, в голове проносились одни и те же слова: «Пламя, ты забрало из моей жизни всё, что я любила. Безжалостно оставило одну в угоду себе и этому миру. Почему я до сих пор хожу по этой прогнившей земле? Почему я до сих пор дышу этим отравленным воздухом? Скажи, почему я
Выпускник военного училища Роман Погодин прибывает для прохождения службы в Среднюю Азию. Оказавшись в непривычном для него регионе, он сталкивается с особенностями условий жизни военных городков Туркмении и обычаями местных жителей.В перестроечные для Советского союза годы, в последствии, ставшими для него роковыми, главный герой попадает в различные сложные и необычные ситуации, из которых ему приходится выпутываться, используя смекалку и приоб
«В какой-то момент, когда стало чуть полегче, он вдруг понял, что похож на курицу, которая, склоняясь над деревянным корытцем и вытягивая шею, погружает клюв в воду, а глотнув, обязательно потом запрокидывает головку назад, устремляя красновато-оранжевые глазки в небо. Так подсказала ему память детства, когда он приезжал в село к бабушке и дедушке, пока они были живы, и по их просторному двору вольготно расхаживали пеструшки – в Киеве на асфальте
Я создала сборник, в который вошли почти все мои стихи. Весьма незамысловатые строки, их нетрудно читать. На звание поэта – не претендую…
Книга содержит любовную лирику, юмористические стихи, анекдоты в стихах, гражданскую лирику, много про природу и прочее. Приятного чтения.
В новой книге известного русского писателя В.В.Личутина – автора исторических произведений «Скитальцы», трилогии «Раскол» – продолжается тема романов «Любостай» и «Миледи Ротман» о мятущейся душе интеллигента, о поисках своего места в современной России. Это – тот же раскол и в душах людей, и в жизни...Неустроенность, потерянность исконных природных корней, своей "родовы", глубокий психологический надлом одних и нравственная деградация на фоне ви
В книгу входят истории, которые рассказывает маленькая девочка. Очень интересно наблюдать со стороны, как она смотрит на события, воспринимает мир и размышляет. Это современная девочка, она живёт в реальном мире, но очень часто любит фантазировать, и не замечаешь, как из обычной квартиры перемещаешься вместе с ней в прекрасный замок, волшебный лес, на берег моря или сказочное болото. И вполне обычные люди на глазах превращаются в капитана дальнег