Посёлок М был знаменит тем, что тут можно было поймать какую-нибудь старую телегу и через четыре часа прыжков по кочкам доехать до уездного города N. Именно этот воистину волшебный населённый пункт по пыльной дороге тёплым летним вечером обходил человек с саквояжем.
Он бросил немного обеспокоенный взгляд на спокойные дома посёлка. Какой-то мужчина чинил забор. Какой-то парень палкой гнал свиней по улицам посёлка. Какая-то бабушка сидела на крылечке и перебирала лукошко, видимо с ягодами. Человек с саквояжем не имел достаточных зрительных сил, дабы увидеть, что это были за ягоды, но он предполагал, что это дикая земляника. Выразительными вкусовыми качествами этой маленькой да, удаленькой ягодки ему уже успел похвастаться ямщик, который привёз его в этот чудесный край. Мимо прошла корова и как-то приветливо замычала, говоря: «Ну, так и живём. Не жируем, но и не бедствуем. А вы располагайтесь. Обживайтесь. Вы у нас надолго.»
Человек ухмыльнулся приветливой корове и, похоронив свои тревоги, спокойно зашагал по дороге. Солнце приятно припекало, ветер ласкал кожу, бабочки порхали над цветочками, деревца махали лепесточками, тихо свистели синички, в пышные кусты юркнули две лисички.
Мимо пробежала весёлая стайка собак, как будто гнавшаяся за каким-то невидимым духом. Дорога сделала резкий поворот вокруг сожжённой церкви. Её колокольная упала, отвернувшись от неба. Она устала вечно задавать вопрос: «Почему?» – и никогда не получать ответа.
За церковью открывался прекрасный вид на кладбище. Оно терялось в сосновом бору, который почти окружил посёлок. Сотни и сотни надгробий и крестов стояли среди крон, как будто бесчисленное войско самой смерти. В мрачном молчании они наблюдали за посёлком. В тени деревьев они предавались своим тёмным, как само нутро могилы, мыслям.
У границы кладбища на человека закаркали вороны, сидящие между острыми пиками грозной стальной ограды, ограждающей пристанище мёртвых от земель живых. Он мог поклясться, что в насмешливом карканье слышится: «Никогда… никогда… никогда…»
Человек вышел на перекрёсток. Одна тропа вела в посёлок, другая на кладбище, и ещё одна – куда-то на запад. Он вздохнул, поправил свой рваный плащ и дырявый котелок и направился к мёртвым в гости.
Ворота на кладбище были открыты. Ковка на них была выполнена необычайно искусно. Она выглядела как сотни рук, безуспешно пытающихся протиснуться между решётками. Человек почти минуту рассматривал ворота или делал вид, что рассматривает. Он в очередной раз поправил костюм, осмотрелся, ища за что ещё можно зацепиться можно, чтобы немного повременить с посещение кладбища. Нельзя было сказать, что человек этот был из пугливых, по крайне мере, он умел прикидываться смелым, но перед кладбищем он испытывал не то чтобы страх, а что-то иное (хотя, возможно, ему просто хотелось думать, что это что-то иное). Как будто бы человеку надо было сделать над собой какое-то усилие воли, чтобы войти. Ноги не хотели его туда везти, и нужно было прикладывать умственное усилие, как бы напоминая им, что они должны двигать его в сторону кладбища.
Одна из ворон пролетала мимо его головы, так близко и резко, что он невольно дёрнулся, и недовольно каркнула, говоря: «Да зайдёшь ты уже или нет?!»
Человек тяжело вздохнул и повёл себя на кладбище. Сразу за воротами гостей кладбища приветствовала старая обгорела ива, на самой низкой ветке которой висели две старые верёвки, одна обрезанная, а вторая обернувшаяся в петлю. Обойдя исстрадавшееся дерево, человек направился к администрации кладбища. Это был большой старый двухэтажный дом. Несмотря на то, что жилые дома никак не могут находиться на кладбище, он удивительно гармонично вписывался в общий стиль пейзажа. Все окна на первом этаже, а также на пристройках к основному зданию, были плотно забиты досками. Стены были покрыты царапинами и вмятинами. Рядом с домом расположилась небольшая клумба маков, похожая на растёкшуюся лужу крови.
Вдруг краем глаза человек заметил какое-то движение среди могил. Он никак не изменил походки или выражения лица, но постарался прислушаться к тишине кладбища. Вороны перестали каркать, могилы молчали. Но их молчание не вызывало никакого доверия. Кто мог скрываться за надгробиями? Могильные камни – неплохое укрытия, а тут ещё, как назло, куча деревьев, да и темнело уже. Человек был как на ладони. Он чувствовал, как кто-то направляет дуло винтовки в его сторону.
Он ненавязчиво почесал бок, нащупав нож под плащом. Нож бы никак не спас его от пули. Это движение было скорее нервным импульсом. Хотя человек знал, что если бы его хотели застрелить, то уже бы это сделали. Значит, либо они просто следят за ним, либо они собирались подобраться к нему и убить в рукопашном. Он уловил ещё несколько движений и шорохов между могилами. Они не приближались к нему, а держались параллельно. Значит Они всё-таки наблюдали за ним. Но почему он был уверен, что это Они?
«Лучше уж всегда думать, что это Они, чем попасть к Ним в руки,» – ответил он сам себе.
Он спокойно поднялся на крыльцо администрации и постучал в толстую массивную дверь, на которой не осталось ни одного живого места от царапин и вмятин. Ему открыла женщина в строгом траурном платье. Лица её не было видно, из-за фарфоровой маски, которую, наверное, сделали из скальпа куклы.
– Вы новый сотрудник? – спросила она выцветшим голосом.
– Д-да, – немного оторопев ответил человек.
– Проходите, – она прижалась к дверному косяку, давая ему пройти.
Человек вошёл в тёмные сени дома. Женщина в маске закрыла дверь на десять замков и поднялась по старой лестнице. Человек наощупь следовал за ней, постоянно спотыкаясь и чертыхаясь про себя.
Поднявшись, они попали в маленькую уютную комнатку, смотря на неё, вряд ли кто-то мог бы предположить, что она находиться в старом мрачном доме посреди кладбища. Отсюда человека повели в кабинет управляющего кладбищем. Это было тёмное место. Плотные занавески закрывали окна в комнате. Единственный луч, которому как-то удалось проникнуть сюда, выхватывал во мраке только стол, два стула и очертания господина, сидящего за ним.
Господин жестом пригласил присесть. Человек послушно подчинился. Он внимательно вгляделся в того, кто сидел перед ним. Это был старый бледный мужчина с аккуратно уложенными седыми волосами в абсолютно безукоризненном, хоть и старомодном костюме, отлично подогнанном под его болезненно худое тело. Его бледное изуродованное лицо украшал длинный много раз переломанный нос. Свет резко отражался в его очках, не позволяя заглянуть в глаза. Его маленький рот, как будто вырезанный ножом, был искривлён в лёгкой ухмылке.
