Виктория не пошла в театр на спектакль «Отелло». Прекрасно знает содержание пьесы Шекспира, стоит ли смотреть, тратить еще на это деньги. Но потом стала жалеть. Александр же пошел, и Нина тоже, и Федор. Там в театре она бы покрасовалась перед ними в своем новом розовом платье, на которое выцарапала у бабушки деньги. Платье очень ей идет, подчеркивает роскошные бедра. Мальчики бы непременно восхитились.
У Нины, конечно, больше возможностей наряжаться. Неизвестно, в чем бы она пошла в театр. У нее ого-го, какие родители – отец главный конструктор на заводе, мать главный врач в поликлинике. Правда, Нина ведет всегда себя скромно, старается не выпячиваться в нарядах. Но она итак очень красивая, у нее светлые, длинные, почти волнистые волосы. Фигура стройненькая, ножки пряменькие не то, что у нее, у Виктории… Она очень стесняется своих косолапых ног. Ну, уж не очень-то косолапых, но все-таки завидно, глядя на Нину. И у нее нет длинных ресниц, как у Нины, и таких голубых больших глаз. У нее карие, мышиные какие-то глаза, глубоко посаженные. И волосы непонятного цвета, которые приходится подкрашивать хной и постоянно коротко подстригать, чтобы нормально лежали.
Она вся в отца, которого уже нет два года, попал в аварию вместе с матерью, сразу погиб, а мамы через полгода не стало. Вот так неожиданно круто изменилась ее жизнь. Из поселка пришлось переехать в город к бабушке. В поселке она была королевой, умницей, отличницей, лучше всех одевалась, а здесь, в городе, надо вновь завоевывать передовые позиции.
Ну, ее этому учил отец. Он был бухгалтером в крупнейшей агрофирме, хорошо зарабатывал.
– Дочка, – говорил он сиплым голосом. – Надо всегда бороться за место под солнцем. Вот твой брат – пентюх, учился всегда плохо, и сейчас я им недоволен, а ты у меня молодец, учишься всем на зависть, далеко пойдешь. Да ты и красавица – такого жениха еще отхватишь, будешь, как сыр в масле, кататься. Мы с матерью всегда тебе поможем. Я уже коплю на тебя деньги. Ты только слушайся нас.
Она и слушалась, правда, иногда убегала к Кольке, он старше на два года, парень-заводила, статный, красивый, все девки по нем страдают, а он на нее запал… Только матери это не нравилось. Легкомысленный, говорила, и уже попивать начал… Замуж за него нельзя… Но побаловаться-то хочется, думала Виктория, он так сладко обнимает, целует… да и чарку с ним можно опрокинуть для куража… Так что пришлось вести как бы двойную жизнь. В школе примерную, а по вечерам захватывающую всю душу и тело. Но все же она Кольке говорила, это я с тобой так… ненадолго, у меня другая судьба будет… я солидной дамой буду. Он хохотал… Не задирай нос… И вот как накаркал. Все рухнуло. Отец накопил деньги, купил иномарку, не справился с управлением и попал в аварию.
Лежал в гробу со скорбно сжатыми губами. Она его таким в жизни не видела. Жизнерадостный был, вечно уверенный в себе, а тут, как бы жаловался на несправедливость жизни.
Виктория, конечно, рыдала, выла, на землю падала:
– На кого ты меня, папа, оставил.
Чуть с ума не сошла от горя. А брат молчал. Пентюх такой. Сразу понятно, что дом ему с женой достается, и машину он не восстановит, а ей надо уезжать в город к бабушке, в незнакомую жизнь, холодную, полную тревог. Мама из больницы и не вышла, там и умерла. По ней уже не так плакала. Мама при отце только была видной женщиной, все охала, как бы нас не сглазили соседи. Дом-то у нас лучше всех, и урожай всегда лучше на огороде… Ей, калеке, было бы уже не до урожая. Даже хорошо, что она умерла, долго не мучилась. С братом Виктория почти поссорилась из-за оставшихся от родителей денег, но он ей ничего не дал, все рублики бабушке перевел на книжку. Так что у нее свободных денег нет, бабушка зажимистая, все твердит, жизнь непредсказуемая, надо жить скромно. Бабушка – мать матери, так что тоже такая, как мать, как бы кто не позавидовал… Ах, как радостно, как хорошо было с отцом, всегда уверенным в будущем, расчетливым, любящим ее до умопомрачения… Ну, что за жизнь? Отобрала у нее самое дорогое. Как жить? Но скорее всего так, как папа велел. Не теряться в жизни, быть уверенной, хваткой… Так что все у нее еще будет в жизни хорошо, подумала Виктория. По крайней мере, в учебе она подтвердила свои знания, свои пятерки. Ее учителя, да и ребята стали уважать.
И я все равно лучше этой красавицы Нины, подумала Виктория, я ее поумней и похитрей, не такая простодыра. Она еще Нинке покажет, вернее, докажет, что она лучше, и Александр обратит внимание именно на нее. А сейчас он, похоже, страдает по Нине. И Федор тоже на нее пялится и злится, когда Нина разговаривает с Александром. Вдвоем за ней ходят. А надо бы как-то их отбить. Да, она лучше Нины, лучше, только надо им это доказать.
Александр и Федор самые лучшие ребята в школе. Учатся хорошо. Да и красивые. У Александра пышная пшеничная шевелюра, голубые глаза, уверенный, мужественный взгляд, статная фигура боксера. А Федор тоже статный, тоже боксер, только черноволосый, черноглазый, но какой-то уж больно встревоженный, чуть что крикнет. Александр покрепче его характером, лучше его закадрить. В жизни нужна крепость характера, так поняла Виктория.
Но в принципе и за обоих надо как-то зацепиться. У обоих большое будущее. В этом уверена. Сейчас она в растерянности, куда поступать после школы. Еще никак не может выбрать профессию. Лучше она за ними увяжется. Школьные друзья, они же навек даются. Ими надо дорожить. Они навсегда запомнят, что она была отличницей в школе. За это непременно нужно уважать и брать к себе в компанию. Что с троечниками-то водиться?
Виктория подошла к окну, а жила она на первом этаже дома, и вдруг увидела входящих во двор Нину и Александра. Нина жила в ее доме, на втором этаже, то есть у нее над головой. Надо же так случиться, что соперница живет рядом в доме. Но, может, это знак судьбы, возможность быть в курсе ее дел. Надо же все знать, это позволит с уверенностью действовать.
Виктория тихонечко приоткрыла окно, может, удастся что-то подслушать…
– Какой хороший спектакль мы посмотрели, – сказал Александр. – Жалко Отелло и Дездемону. Погибли из-за интриг Яго.
– Да, – согласилась Нина. – Яго постарался, замутил воду. Ненавижу таких людей.
– А кто таких любит? Но все равно, неужели так можно сильно ревновать, что дойти до убийства?
– Можно, я поняла, можно ревновать… до умопомрачения. Я вот не смогла бы простить измену.
– Убила бы?
– Нет, просто бы ушла.
– А если бы были какие-то смягчающие обстоятельства?
– Ничто не может оправдать измену.
– Ладно, понял я тебя. Давай посидим на скамейке.
– Уже поздно, надо еще уроки учить, скоро экзамены.
