Иллюстратор А. Н. Волынцев
© А.Н. Куклов, текст, 2018
Фотографии из архива автора и открытых источников
E-mail автора [email protected]
© Александр Волынцев, 2018
© А. Н. Волынцев, иллюстрации, 2018
ISBN 978-5-4483-9464-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
моим братьям по 804 ОБЗР КДВО
В странные времена мы живем, господа, в странные… Народ нищает, а праздников все больше. Взять, к примеру, юбилеи, которые посыпались на головы наши, как спелые яблоки на макушку товарища Ньютона… Он, правда, после этого открыл закон свой знаменитый, продвинув вперед науку физического естествознания, нам же остается разводить руками и праздновать…
И очень кстати вспомнилось мне, что и я имею право полное устроить маленький юбилейчик по поводу моего увольнения в запас («дембеля», если по-нашему, по-народному) из рядов Советской армии ровно четверть века назад.
А у дембелей самым заветным предметом был дембельский альбом. Предмет этот, напичканный фотографиями, перерисовываемыми из поколения в поколение карикатурами на кальках между страницами альбома и прочими всевозможными прибамбасами (от шинельного сукна на обложку до аксельбантов с надраенными боевыми патронами на переплете) готовили многие чуть не за год до дембеля.
Поскольку я знал, каким концом макать кисточку в краску, грядущие дембеля насели на меня почти с первых дней службы. Сколько я перенарисовал этих альбомов… Себе вот только не успел оформить по-человечески. Да и «Его Величество Случай» в несолдатских погонах помог: выцепил как-то мой будущий дембельский дипломат, выпотрошил альбом и все фотки распустил на клочки. Неуставные, видите ли… А кто ж в альбом вклеивает только уставные, с застегнутыми наглухо и без оружия и техники? Фотографии я, конечно, отчасти восстановил. А вот альбом оформлять сил уже не было. Потом, думаю, на гражданке, в спокойной обстановке.
Ну, да. Так и лежит, в прежнем виде.
Потому, в качестве частичной замены дембельскому альбому, я решил набросать некоторые эпизоды, воспоминания, записки на тему…
В том, что страна нуждается в солдатских массах, я убедился по той стремительности, с которой наша новобранческая толпа оказалась в «конечном пункте назначения»: в течение одних суток нас (на самолете через всю Россию-матушку) доставили «куда следует», помыли «как попало» и одели «во что положено». Начались героические будни исполнения воинского долга…
Отпускали нас через два года неохотно. Понравились, наверное. А, скорее всего, отслужившие и потому бесперспективные командармов интересуют мало. Четверо суток мариновались на «пересылке», в палаточном городке, дурея от неизвестности, ожидания и голода («сухой паек» был выдан на сутки, а вокруг – сопки да небо и ни одного магазина) … К чему это я? А ни к чему. Так, вспоминаю…
К армии привык сразу, видимо, был психологически готов. Да и режим «курса молодого бойца» («карантина», если опять же по-нашему) этому способствовал. Через неделю жизнь, прожитая до армии, казалась чем-то призрачным, далеким и отрезанным. Может, ее и не было никогда? У моих товарищей по оружию и портянкам было такое же ощущение.
«…Братаны, на гражданку идти не боитесь?» – спросил я у друзей за кружечкой максимально крепкого чаю в кочегарке, где-то за месяц до дембеля. Они, расценив мой вопрос как удачную шутку, громыхнули молодецким хохотом.
«Я серьезно. Тут все ясно: как говорится, получил приказ, ответил „есть!“, мысленно послал „на“, пошел и сделал по-своему. А там? Тут плохо, но одет, слегка, но накормлен, смысл жизни – дожить до дембеля – ясен. А там?» – «Тьфу ты…» – расстроились братаны и огорченно закурили… Нам еще предстояло вернуться совсем не в ту страну, из которой нас призывали…
Знаменитые питерские пышки
К чему это я? А ни к чему. Так, анализирую прошлое…
В последние месяцы службы меня под утро часто терзал почти один и тот же сон: я возвращаюсь, меня встречают институтские друзья, и мы идем с вокзала… В этот момент я обычно просыпался, видел казарменный потолок, обшитый крашеным листом ДВП, и грусть моя, прорвавшись сквозь зубы тихим ласковым словом разочарования, заполняла казарму.
А после возвращения почти полгода в ночных кошмарах являлся мне наш командир роты – капитан Топорков – и своим перекошенным ртом посылал меня не то под трибунал, не то в уссурийские таежные дали… Но теперь пробуждение было блаженством…
Первые полгода «после» я не мог заставить себя зайти в кафе или столовую: мне казалось, что все будут смотреть, как я ем, потому кусок не лез в горло уже заранее, за полквартала до моего приближения…
Службы психологической реабилитации, которая могла бы помочь адаптироваться к нормальной жизни в человеческом обществе, как не было, так нет. А надо ли говорить, насколько такая служба необходима тем, кто возвращается домой с войны?
Уж не знаю, с каких пор это повелось, но это, действительно, были два противоположных лагеря. Со взаимной, как минимум, настороженностью, иногда переходящей в откровенную неприязнь.
Хотя среди них попадались весьма приличные люди. И даже настоящие мужики. Но вот офицеров (в полном исторически-энциклопедически-моральном смысле) среди них было немного, несмотря на наличие погон. И были они, как говорится, страшно далеки от народа.
В результате конфликтные ситуации возникали регулярно; страсти, порой, закипали нешуточные, доходя до руко- и ногоприкладства.
Вот был у нас в хозвзводе рядовой Евланов. По кличке, естественно, Евланыч. Спокойный, как танк перед переплавкой. Машину свою знал отлично, служил достойно. На бойцов хозвзвода распространялась негласная льгота: вернувшись поздно с выезда или из автопарка, они имели право не вставать по команде «подъем!» и не бежать на зарядку. А если приходили очень поздно, то спали до утреннего развода, игнорируя завтрак.
И пришел однажды Евланыч спатеньки в три часа ночи. Понятно, что поутру его никто не трогал, и он так мирно и посапывал бы почти до самого развода, если бы не приперся ответственный по батальону зампотыл капитан Голишников. Увидев под одеялом неопознанное тело, он приказал дневальному привести это тело в вертикальное положение. «Дак он же ночью, с выезда…» – попытался избежать смертельно опасного поручения дневальный. «Выполнять!» – рявкнул капитан и вышел.
Ну да. Конечно. Евланыч тогда уже был дедом, а дневальный – дух презренный. В такой ситуации выбор всегда не в пользу офицерских капризов. Дневальный походил туда-сюда и отправился на исходную позицию. А Голишников не думал отвязываться: вернулся проверить исполнение. Поняв, что дневальный лучше на гауптвахту пойдет, чем прикоснется к спящему дедушке, зампотыл решил действовать сам. Евланыч мутным глазом покосился на предмет его теребящий, повернулся на другой бок и снова засопел. Зампотыл выдернул из-под его головы подушку и бросил на пол. Ноль эмоций.