Коршун с вороной стали друзьями,
вместе летали они над полями,
много общались на разные темы,
вместе решали птичьи проблемы,
место ночёвки искали вдвоём,
дружба навеки – ночью и днём!
Как-то под вечер спросила ворона:
«Разве не знаешь такого закона:
цепи трофической сильная связь,
коршун, на деле, хищник и князь
в птичьем мирке ареала степей,
должен, по сути, жить без друзей?»
Коршун скосил вопросительный взгляд:
«Что ты, ворона, пусть говорят!
Верь не закону, доверься себе,
друг никогда, ни за что и нигде
друга не бросит! Тем более съест!
Этот закон, так, манифест!»
Перья ворона слегка распушила,
(в слове сокрыта огромная сила!)
боком придвинулась ближе к нему,
к другу родному, родному крылу.
Дни пролетали, как утренний ветер,
сколько рассветов мир уже встретил,
время всё шло, вот зима на пороге —
коршун озяб – проморозило ноги.
В дальние страны пора уж лететь,
если остаться, то верная смерть!
Утром ворона, присев на дорожку,
другу сказала: «Давай я немножко,
самую каплю, тебя провожу?
Дружбой твоей, дорогой, дорожу!»
Долго летели. Заваливал снег.
Лёд нарастал в течении рек.
Грела ворона друга крылом —
тёплым, вороньим, серым пером.
Ближе к границе конец ареала,
взглядом ворона его провожала,
друг удалялся в зовущую даль,
сердце вороны сковала печаль.
Вспомнила первый, красивый полёт,
коршуна голос приятный, как мёд,
мышку ловили под пение птиц,
вспышки считали зловещих зарниц…
Горечь разлуки, прощания ртуть
с болью теснили горящую грудь.
Снег добивался вороньей слезы.
Птицы не плачут! Не плачут, увы…
