Ирина Соловьёва - В потоке творчества: музыкант… Терентiй Травнiкъ в статьях, письмах, дневниках и диалогах современников

Именно эту детскую песенку крокодила Гены, из любимого всей советской детворой мультика «Чебурашка», Терентий исполнил на прослушивании в детском садике, когда его попросили что-нибудь спеть. Историю о своем первом «неуклюжем» знакомстве с музыкой рассказал мне сам музыкант. Я слушала его и не переставала удивляться, как этот взрослый, степенный, седовласый, уверенный в себе мужчина, давно сложившийся как художник, поэт и композитор, со смущением и волнением в голосе вспоминал о своём первом вхождении в мир музыки.

Немного забегая вперед, скажу, что маленький Игоряша от природы был очень стеснительным, даже «сверхстеснительным», по определению самого Терентия. Он все время старался держаться «в тени» и больше всего не любил выступлений на публике. И когда в тот, можно сказать, знаменательный для других день, педагоги, да к тому же ещё и в белых халатах, позвали его на прослушивание, первая его мысль была о том, как бы ему туда вообще не попасть.

Когда комиссия вошла в группу, и эти взрослые люди сели на детские стульчики недалеко от столика воспитателя, он моментально догадался, что пришла опасность, замер и заволновался, краем глаза наблюдая за их поведением, в то время, как другие дети весело и непринужденно возились на полу с игрушками. Его вызвали первым. Вообще-то ему «везло» на первого, и как бы он ни пригибался, ни устремлял взгляд в пол, всё равно постоянно на этом попадался.

Подойдя, он встал рядом с улыбчивым дяденькой и услышал его спокойный голос с вопросом, обращенным к нему: «Ну, как тебя звать? Какую песенку ты знаешь? Спой нам что-нибудь…». Игоряша упорно молчал и от этого ещё больше стеснялся и краснел, суча ножкой и накручивая уголок вылезшей из колготок рубахи на палец… Наконец-то он выдавил из себя:

– Игорь…

– Вот и хорошо. Не бойся, Игорек, не волнуйся, пой, – подбадривал его мужчина, двигаясь к нему вплотную вместе со стулом и подставляя как можно ближе свое большое, красное ухо.

Не зная как, вероятно своим детским чутьем, малыш догадывался, что если и запеть, то это надо сделать как можно хуже, чтобы его оставили в покое. Это состояние души он хорошо запомнил. Обычно дети хотят, чтобы их заметили, любят выступать перед зрителями, ждут похвал, а он, ну совершенно этого не хотел, и надо сказать, что на это у него были весьма серьезные причины.

Во-первых, он точно не знал, куда его заберут в случае успеха, как-никак, но педагоги пришли в белых халатах, как доктора. Он же не знал, что в то время всем пришедшим в садик полагалось одевать белые халаты; а во-вторых – он никогда, нигде и ни в чем особо не участвовал. Для него выступить с номером перед зрителями, покувыркаться, спеть, станцевать означало катастрофу – до слез иногда доходило, как он не хотел. К примеру, его зимой выбрали играть на новогодней елке медведя. «Ну, нет слов, что выдумали – мишка же неуклюжий!» – размышлял он. Это же позор перед ребятами, а для стеснительного мальчика вдвойне. Что тут ещё сказать? Короче: все это для него было очень и очень трудным.

А мужчина настойчиво продолжал обращаться к нему:

– Ну, давай, спой, не волнуйся. Какую песенку ты знаешь?

– Пусть бегут неуклюже… – тихо прошептал Игоряша в надежде, что его не расслышат.

Человек в белом халате ещё ближе придвинулся, наклонился так, что малыш носом уткнулся в бобрик его стриженной головы…

«И вот я начал петь, – вспоминает Травник. —Уткнувшись глазами в пол и покраснев, можно сказать, до колгот и шортиков, я сжал кулачки, глубоко вдохнул и с каким-то присвистом затянул песню любимого мною крокодила, варварски при этом коверкая ритм, и кромсая всё, что касалось мелодии. Фальшивил самозабвенно, иначе и не скажешь. Мастерски! В общем, старался испортить и песню, и впечатление о себе, насколько был способен. Дойдя до слов: «почему я веселый такой…», я вдруг затих и расплакался. Мужчина обнял меня и почему-то рассмеялся, отчего я ещё сильнее заплакал.

– Ну ладно. Иди, – сказал он все тем же спокойным голосом, и чуть громче позвал следующего».

Основная группа детей перебралась в игротеку, и Игорь почти бежал к ним, боясь, что его вернут и опять чего-то попросят сделать.

Прошла неделя, и он, как нормальный ребенок, про этот случай забыл. А потом к ним домой пришло письмо. Это уже его мама рассказала мне – открывает она конверт и читает: «У вашего сына при прослушивании обнаружен…». Первое, что пришло ей в голову – туберкулез! Но потом дочитала до конца: «…великолепный слух. Приглашаем Вас прийти в музыкальную школу по адресу…». Людмила Георгиевна действительно испугалась, прочитав первые строки, подумала, что Игорь заболел. Он же рассказал ей только про белые халаты. О своем пении все детали скрыл. А тут нате вам – письмо, да еще и в школу позвали. Невозможно представить, какой ужас он тогда испытал. Игоряша что-то говорил маме, хныкал, упрашивал… Но его папа, игравший тогда в джазовом ансамбле, легко убедил жену в необходимости обучения сына, раз обнаружили слух. Это было полное и окончательное поражение для Игоря. Город, как он любит говорить в таких случаях, пал, флаги на башнях поснимали.