На стене висело ружье, в углу под нереально разросшимся фикусом стоял поцарапанный белый рояль. За мутным окном то и дело проезжали трамваи – почти беззвучно, но с такой мощной вибрацией, что поднывала печень. Солнце светило ярко и зло. В воздухе витали пылинки, особенно заметно они кружились вокруг голой лампочки, свисавшей с потолка на длинном кривом шнуре.
Виктор в который раз оглядел комнату: старая тахта, ружье на стене и вот, рояль до кучи. Лёха Шагов корчил из себя постмодерниста, но кому он собирался всё это продавать, он не знал и сам.
Виктор потянулся к ружью.
– Не заряжено, можешь взять. – Алексей нетерпеливо пошевелился в кресле, которого еще минуту назад тут, кажется, не было.
Потеряв к ружью интерес, Виктор отошел от стены и присел на тахту.
– А рояль-то зачем? – обреченно спросил он.
– Интерьер. – Шагов пожал плечами.
– И как он здесь оказался?
– Сосед отдал за ящик водки. Он сам не играет, слава богу. У него дед был композитором. Не очень известным. Не то чтобы каким-нибудь там Моцартом.
– Это можно не объяснять, – заметил Виктор. – Будь он внуком Моцарта, я бы удивился.
– Не Моцарт, конечно. А этот, как его… Лист… Лист…
– Ференц Лист? – Виктор все-таки удивился.
– Да нет. Лист… Листопадов, вот! – вспомнил Алексей.
– Слушай, какая мне разница, как звали дедушку соседа?
– Не знаю. Ты спросил, я ответил.
– Плохо, дружище, – мрачно произнес Виктор. – Плохо.
– Что конкретно?
– Всё. Ружье, рояль, фикус. Всё это похоже на зубную боль.
Под окном опять проехал трамвай, и Виктор поморщился.
– Я не чувствую мотивации, не вижу драйверов, – продолжал он. – Пружины в тахте впиваются отлично. И пыль тоже. Я такой пыли нигде не видал. Это комплимент, если что.
– Я понял. – Алексей настороженно кивнул.
– Но кроме пыли и пружин… и вот этого идиотского фикуса… я уж не говорю про рояль. Здесь же ничего нет!
– Ну ясно, ясно. На стене должна висеть не двустволка, а что-нибудь покруче – бензопила или катана. А на диване должна лежать голая баба. Или труп. В идеале – труп голой бабы, наверно. Или лучше парочка?
– Ты, когда злишься, Лёх, таким дураком становишься… – Виктор коротко взмахнул рукой, словно в заведомо провальной попытке отогнать голодного комара, и посмотрел вверх.
Судя по всему, потолок Алексей скопировал прямо отсюда, из своей квартиры: высокий, без единой трещинки, но с заметной пылью на гипсовых завитках. От этого Виктор на мгновение впал в тоску. Ему вдруг почудилось, что ничего не изменилось, что скрипт не выгрузился и в тусклом Лёхином креативе ему придется проторчать еще бог знает сколько времени. Впрочем, стоило отвести взгляд, как наваждение прошло. Окно раздалось вверх и вширь, а стекло сделалось идеально прозрачным: даже с высоты двадцать шестого этажа пестрота улицы прорисовывалась до мельчайших деталей. Рояль, понятное дело, исчез, на его месте появился рабочий стол, а вот растение осталось, хотя и не такое мощное, как в бреду, сочиненном Алексеем.
Ни самурайского меча, ни тем более бензопилы на стене тоже не было, там висел постер бестселлера «Окунись в Ад» с фантастической брюнеткой, одетой лишь в меховые унты и патронташ. Несоразмерно крупные патроны прикрывали всё то, что не должны были видеть школьники, но левая рука воительницы лежала на поясе так, словно она вот-вот собиралась от него избавиться – сразу, как только пытливый подросток доберется до родительской кредитки и оплатит доступ к «Аду». В правой руке девушка сжимала заиндевевший гипертрофированный ствол, аккурат под огромные патроны: чудовищный гибрид помпового ружья и, пожалуй, гаубицы. Обнажение брюнетки казалось особенно немотивированным из-за огромных сугробов у нее за спиной. Снег был черным, и небо тоже было черным, и вообще всё вокруг было того же самого цвета. Художникам пришлось потрудиться, подбирая пятьсот пятьдесят пять оттенков черного, чтобы постер выглядел одновременно и мрачным, и ярким. Но глаза у девушки получились отлично, тут нужно было отдать должное: из-под длинных ресниц с налипшими снежинками смотрела и звала настоящая бездна. У ног роковой красавицы покорно сидели два одинаковых боевитых волка в стальных масках, посеченных глубокими царапинами от касательных попаданий. Плакат был образцом чистого, незамутненного китча, поэтому он здесь и висел. Таков уж был Лёха Шагов: потешался над мультимедийным бизнесом, презирал его всеми фибрами, но втайне мечтал в него встроиться, да еще и надеялся при этом остаться самим собой.
– Ничего не получится, – подытожил Виктор.
Он аккуратно снял с головы эластичный обруч, отнес его к столу и вдруг заметил книгу. Книга была настоящей, бумажной. «Как стать успешным морфоскриптером. 12 уроков от автора мировых бестселлеров».
Живой бумаги, за исключением туалетной, Виктор не держал в руках уже очень давно, но фальшивого чувства ностальгии, которое порой симулировали коллеги, он не испытывал. Книги вызывали у него скорее любопытство, чем трепет. Так относились нормальные люди к первым паровым двигателям.
Виктор полистал учебник, но, наткнувшись на слово «антагонист», без сожаления захлопнул книжку и бросил ее обратно на стол.
– Не забивай себе голову, – посоветовал он. – Живешь как сыр в масле. Зачем тебе всё это?
– Ты не первый раз спрашиваешь. – Алексей тоже снял свой обруч и теперь пытался крутить гаджет на пальце, раздражающе сбиваясь с ритма.
– Так ведь и ты не в первый раз меня зовешь свои поделки смотреть. Заготовки, точнее. До поделок им еще далеко. Здесь нечего доводить до ума, здесь все изначально криво, неправильно.
– Извини… потратил твое время… – Голос товарища стал таким холодным, что, казалось, еще немного, и он укажет на дверь. – Могу заплатить за бета-тестинг.
– Во-от. Ты можешь меня нанять, а я тебя не могу, денег не хватит. И всё равно ты рвешься на моё место. Зачем? Вдохновение замучило? Оно проходит сразу, как только начинаешь сочинять на заказ. Если неймется, твори для себя. Маленькие скрипты на два-три хода – этого достаточно, чтобы выпустить пар. Работать в коммерческом формате не обязательно. Работать! – страдальчески повторил Виктор. – Вот во что ты пытаешься впрячься.
– Я и без этого нормально зарабатываю, – подтвердил Шагов. – А через скрипт я хочу донести… – Он предсказуемо замялся. – Ну, мысли свои донести. Свое отношение к жизни.
– И кому это надо?
– Мне.
Виктор с тоской уставился на постер к «Аду», но всё интересное там по-прежнему было скрыто за широким патронташем.
– Тащи сюда мой гонорар, – вздохнул он.
Когда Алексей вышел из комнаты, Виктор отвернулся к окну и, заложив руки за спину, стукнулся лбом в стекло. С Лёхой они дружили еще со школы, и при неизбежном цинизме столь долгих отношений отказать ему Виктор не мог. В итоге каждый раз, когда Алексей креативил очередной морфоскрипт – вернее, очередной нелепый набросок без конца и начала, без какого-либо намека на смысл, – каждый раз Виктор приезжал в гости и с отвращением тестировал новый интеллектуальный продукт. Это было похоже на бесконечную дегустацию пирожков разной формы, состряпанных из одной и той же глины. Виктор надеялся, что когда-нибудь Лёхе надоест и он найдет себе хобби поинтересней, хотя за последнюю пару лет эта надежда заметно потратилась. Шагов продолжал сочинять, Виктор продолжал приезжать и объяснять. Других общих интересов у них уже не осталось. Проектировщик информационных сетей и профессиональный морфоскриптер – их давно ничего не связывало. Технарь и гуманитарий, лед и пламень.
