Это было всегда. Так ему казалось. Он не знал, кто он, что он собой представляет, у него не было имени, не было прошлого, будущего. Было только настоящее, в котором тоже ничего не было. Лишь бесконечный белый туман, в котором он находился, то растворяясь в нем, то снова выделяя себя как нечто иное.
Вспышки осознания были болезненны, ему казалось, что он должен что-то вспомнить, но что? Постепенно стали появляться сны. Сны – первое слово, которое он вспомнил. Они повторялись и никогда ничего не проясняли. В этих снах он двигался, плыл, каждый раз приближаясь к одному и тому же месту. Он знал, что там царит ужас, но его неудержимо влекло туда.
Потом он почувствовал, что стремительно несется сквозь этот туман, как ему казалось, вниз, потом так же стремительно взмывает вверх. Хотя направления вниз и вверх были весьма условны. Он не ощущал ни своего тела, ни рук, ни ног. Он был сгустком энергии, несущейся неведомо откуда неведомо куда. И заканчивалось все одинаково: он испытывал невероятную, непереносимую душевную боль, страх, отчаяние. После вспышки боли на миг возникала картинка: кровавая человеческая клякса на грязно-сером асфальтовом дне двора. Потом следовал провал в сознании, затем все повторялось. Это происходило бесчисленное количество раз. Это было с ним как будто всегда. И ничего не осталось, кроме этого.
Постепенно, когда, казалось, прошло много веков, дней и лет, вспомнились другие слова: дом, дорога, дерево, темнота, мама, музыка, сестра. Проплывали смутные образы, картинки, похожие на тени этих слов. После того как картинка становилась четкой, следовала вспышка света и мгновенное возвращение в кокон тумана. Постепенно он пришел к выводу, что с ним случилось что-то такое, чего он не в силах понять.
Когда чередование боли, падений и взлетов, отчаяния и смутных образов, желания понять происходящее стало нестерпимым, он взмолился о помощи. Он не знал, кого зовет, он просто беззвучно кричал: «Услышь меня, кто-нибудь! Услышь меня!» И кто-то услышал, и появился. Это был друг. По крайней мере, он излучал тепло и свет. Рядом с ним было спокойно. Он выглядел как человек, только за спиной в разные стороны расходились шесть лучей. На нем была легкая облегающая одежда вроде комбинезона светло-серого цвета. Откуда-то из глубин памяти возникло детское, бабушкино: Шестикрылый Серафим.
– Да, меня зовут Серафим, – беззвучно сказал друг.
– А кто я? – спросил Вадим.
– Ты – человек.
– Что со мной?
– Ты здесь.
– Где?
– Мы называем это место междумирье или полустанок. Здесь находятся те, кто не может двигаться дальше. Называй меня просто Сим.
– Хорошо. Расскажи мне все. Я… умер? Как странно говорить это о себе. Подожди… Я, кажется, знаю, как меня зовут… или… звали? Тьфу, запутался совсем. В общем, я – Вадим. Мне восемнадцать. А ты кто?
– Я буду с тобой, пока ты во мне нуждаешься.
– А почему я не могу двигаться дальше?
– Ты нарушил закон.
– Какой закон?
– Нельзя отнимать жизнь.
– Я, что… убил кого-то?
– Да. Себя.
Вспышка воспоминания была очень болезненной. Он снова летел куда-то, кувыркаясь, бесконечно падал, не в силах ничего сделать. Волны жара сменялись спазмами ледяного холода, иногда тысячи игл кололи все тело, иногда накатывала тошнота. И все это длилось, длилось, длилось бесконечно долго. И в конце пути он снова увидел четкую картину, как будто смотрел откуда-то сверху: серый и грязный двор, на асфальте изломанное и неестественно вывернутое человеческое тело в луже крови. С ужасом, понимая, что это он сам, Вадим отчаянно завопил: “Си-и-и-м!”, – и перестал что-либо ощущать.
Когда он очнулся, мир вокруг изменился. Он уже не плавал в белом тумане, а лежал на мягкой траве. Серафим по-прежнему был рядом. Они находились на лесной поляне, вокруг росли березы, клены, дубы. Вадим пошевелился, ощутил и увидел, наконец, свои руки, ноги, тело. На нем была привычная одежда: джинсы и синяя футболка, на ногах старые кроссовки. Юноша осмотрел себя и убедился, что с телом все в порядке. Удивило то, что куда-то пропал старый детский шрам чуть ниже локтя, след падения с велосипеда. Тогда он сильно рассек руку об ограду газона. А сейчас кожа на этом месте была чистой и гладкой, как будто и не было никогда шрама. Неожиданно он вспомнил, что реально погиб, упав с крыши дома. И его пробила крупная дрожь.
– Как ты? – спросил Сим.
– Хреново.
– Я думал, ты не выдержишь. Не все могут перенести воспоминания.
Вадиму было так худо, что говорить не хотелось. Он уткнулся лицом в траву и долго лежал молча. Сколько это продолжалось, он не знал. Времени не было. Наконец он поднял голову, встряхнулся и сел. Серафим спокойно смотрел на него.
– Слушай, у тебя что, других дел нет, кроме как торчать тут со мной? – спросил Вадим, стараясь быть вежливым.
– Ты и есть мое дело.
– Значит ты – мой ангел-хранитель.
Сим откинул голову назад и засмеялся. Когда он смеялся, его лицо слегка светилось и менялось, как пламя под порывом ветра. Вадим некоторое время с интересом наблюдал за ним, потом спросил:
– Это ты меня сюда притащил?
– Каждый приходит сам туда, куда он должен прийти.
– Я могу уйти отсюда?
– Ты сможешь идти дальше.
Вадим вскочил и направился к краю поляны. Дойдя до первых деревьев, он с ужасом обнаружил, что дальше ничего нет. Во все стороны, вверх и вниз простирался все тот же белый туман. Обойдя поляну по периметру и поняв, что она представляет собой что-то вроде островка в ватном океане тумана, он вернулся в центр, уселся и мрачно уставился на своего единственного собеседника. Тот внимательно смотрел на Вадима, и улыбался. Вадим ощутил приступ ярости и закричал, сжимая кулаки:
– Слушай, что ты мне голову морочишь? То закон нарушил, то можешь идти дальше. Куда идти? В молоко это?! Что мне делать?! Скажи, раз ты ангел!
– Нет, – возмутился Сим. – Я не говорил, что я – ангел. Это ты придумал.
– Да, а кто же ты тогда? Прилетел, сияешь тут, светишься, сидишь со мной…
– Я – человек.
– Ага. Так я и поверил. Слушай, может ты – инопланетянин?
– Да нет же, – терпеливо сказал Сим. – Я человек на следующем уровне развития. Все люди эволюционируют, продвигаясь от жизни к жизни.
– Ну, хорошо, – согласился Вадим, – если я умер, то где длинный темный тоннель, светящееся существо, бесконечно мудрое и доброе, встречающее меня? Где толпа радостных, жаждущих общения прапрабабушек и прапрадедушек? Где все то, о чем написано в воспоминаниях людей, переживших клиническую смерть?
– А, ты об этом…
Серафим смущенно потер переносицу и некоторое время молчал, как бы обдумывая, что сказать дальше.
– Понимаешь, для тех, кто сам лишил себя жизни, такого не полагается. Портал схлопывается практически мгновенно, и ты попадаешь в междумирье, и ждешь в бессознательном состоянии следующего воплощения, в котором будешь повторять все сначала. Правда условия нового воплощения будут намного труднее.
