Иван Васильевич Зубов, сорокалетний конструктор научно-производственного объединения «Авангард», с утра сидел за чертежным станком в глубокой задумчивости, и со стороны можно было предположить, что он с головой ушел в нелегкий творческий поиск. Однако это не так. Он, крупный, давно полысевший мужчина, разбирался в сугубо личных проблемах, и его опечаленный взгляд лишь скользил по незаконченному чертежу рассеянно и отрешенно.
Обычное утреннее затишье между тем понемногу рассеивалось. Начальник отдела, Хиврин, кратко ответив на чей-то телефонный звонок, ушел, сказав – к руководству, мужчины потянулись в коридор перекуривать, женщины заговорили о чае, и Зубов стал выделяться, нарушать гармонию общего оживления.
– Что, Иванушка, не весел? Что головушку повесил? – склонилась к нему общительная до приторности Анжелика, стол которой был рядом с зубовским со дня основания «Авангарда».
Иван Васильевич, криво усмехнувшись, промолчал, не принял ее шутливого тона.
– Опять что-нибудь с Вовкой?! – всполошилась Анжелика, но, увидев, как помрачнел сослуживец, замолчала и отошла.
Да, именно с Вовкой!.. И так чрезмерно строгая к Зубовым жизнь вдруг совершенно озлобилась и обрушила на них свои жестокие кары, и выбрала она в этой очень доступной мишени самое уязвимое место. Единственный сын, шестнадцатилетний Вовка, был покалечен прошлым летом в колхозе, где он вместе с группой из техникума отрабатывал «трудовой семестр». Пьяный шофер, перевозил ребятишек с поля и опрокинул грузовик в буерак. Двое погибли, у других – переломы, ушибы.
Три дня Вовка был без сознания. При выписке врачи обнадежили – обойдется: организм молодой, переборет. Не обошлось… Месяц назад Зубова встретила заплаканная жена: Вовка пропал!
– Как пропал?! – спросил он сорвавшимся голосом.
– Утром ушел в техникум и – пропал! – доносилось сквозь слезы. – Бегала в техникум, к ребятам из группы. Никто не знает. Вовик на занятиях не был.
Супруги заметались по улицам в поисках исправного телефона. Нашли, дозвонились до справочной, и Зубов торопливо записывал телефоны больниц экстренной помощи, райотделов милиции, морга…
Ответы ждали с тревогой, боялись услышать худшее, но неизвестность была не легче, а она оставалась – отвечали только одно: не знаем, не поступал, сведений не имеем. В милиции заявления на розыск не приняли, говорят, потерпите, найдется – возраст такой…
Опустошенные супруги, где-то к полуночи вернулись домой. Следующий день был заполнен такими же бесплодными поисками, и только вечером, когда Зубовы, не зажигая свет, молча сидели на кухне, им была протянута новая путеводная нить. К ним пришла соседка, врач поликлиники.
– А во ВТИ вы не узнавали? – спросила она, и, видя, что супруги растерянно переглядываются, разъяснила. – Это клиника с нейрохирургическим отделением… У вашего сына ведь была черепно-мозговая травма… Позвоните…
Телефона клиники соседка не знала, но окрыленные Зубовы уже не считали это препятствием. Опять розыски исправного автомата, опять справочная, и, наконец, продолжительные гудки заветного номера. Иван Васильевич то и дело вытирал платком потеющий лоб, рука с трубкой нервно подергивалась…
– Зубов?.. – переспросил далекий и спокойно-медлительный голос. – Владимир?.. Да, поступал… Вторая палата. Состояние удовлетворительное, температура…
– Скажите, а как к вам добраться?
Трубка обстоятельно объяснила. «Но сегодня нельзя. Поздно уже. Больные все спят. Приходите завтра. После обхода».
– Подождите!.. – разволновался отец. – А что с ним?
– Пока все нормально, не беспокойтесь. Завтра, пожалуйста, приходите…
Утром первым трамваем Зубовы поехали в клинику. Медперсонала не было видно, и они попросили курившего возле двери больного вызвать к ним сына.
Заспанный, в болтающейся пижаме он появился в конце коридора и зашагал к родителям, недоуменно посматривая то на их посеревшие лица, то на пустые руки.
– Поесть хоть чиво-нибудь принесли? – обиженно протянул он баском. – Всю дорогу есть хочется…
– Ты как попал-то сюда, сынок? – зацеловав лохматую голову, спросила мать.
Вовка рассказал, что позавчера, когда он шел в техникум, ему стало плохо: закружилась голова, затошнило, и он пошел в студенческую поликлинику. Оттуда его привезли в эту больницу.
– А чего ты не позвонил? Ни мне, ни к папе?..
– Мне вставать не велели. Я сестру попросил, она сказала, что сообщит… Я тоже жду. Думаю, чего не идете?..
– Негодяи! – застонал Зубов. – Какие сво…
– Не надо, Ваня, – остановила его жена. – Все уже хорошо, не надо…
Через неделю Вовку выписывают, а вчера его лечащий врач сказал: чтобы приступы не повторялись, нужно лечение закрепить. Лучше всего, вывезти сына к морю, хотя бы на месяц.
Эта проблема поставила чету Зубовых в тупик: они вдруг увидели себя как бы со стороны, и здесь оказалось, что они, два высокообразованных специалиста, отслужив на государственной службе больше пятнадцати лет, не имеют средств, чтобы вот так взять и поехать с сыном на море. При всей их непритязательности, им зарплаты хватало только от одной и до следующей, что-то отложить от нее они не могли. Да особенно и не печалились: хватает, не голодаем, и – ладно. Живем не хуже других.
Но возникшая проблема многое перевернула в голове Ивана Васильевича, и он растерялся. Он впал в состояние человека, получившего крепкий удар обухом по голове. Жена его, тоже растерянная, пробовала все-таки рассуждать:
– Возьму отпуск… Напишу заявление на помощь… Может быть, шубу продать?..
– Да ты что?! Шубу! – воскликнул Иван Васильевич, вспомнив, как эта шуба давалась, и что она значила для жены.
