Маститые мудрецы изрекают: язык – это зеркало, в котором отражается мир. Реальный, окружающий человека и очень изменчивый мир.
И это действительно так. Еще вчера оно отражало планомерное широкое шествие к утопической цели: к всенародному счастью и благоденствию, а уже сегодня отражает другое: и безыдейное брожение в умах, и анархию в производстве, и лихие закордонные новшества.
А здесь всякого дерьма по лопате: и ненасытная алчность чиновников, и безудержная гонка за выгодой циничных дельцов, и гнетущая безысходность, апатия лиц, вытесняемых такими ребятами на обочину жизни. Соответственно в этом удивительном зеркале запестрели слова: фарт, удача, везение или наоборот – невезение. Кого-то называют счастливчиками, а тех, кого преследует неудачи, – невезучими. С сочувствием или с насмешкой. Слова эти звучат то и дело, но в них часто вкладывают не адекватное содержание.
Автору настоящего сборника довелось стать однажды свидетелем жаркого спора на тему о счастье. Это случилось в небольшом привокзальном кафе, куда зашел он случайно, перекусить. За соседним столом трое немолодых мужиков возбужденно говорили о каком-то их общем знакомом.
– Да он – натуральный счастливчик! – громыхал густым басом один, кряжистый, конопатый и рыжий. – Живет припеваючи! У него денег, как блох на бродячей собаке!
Получалось, что понятие «счастье» этот громкоголосый мужчина определяет наличием денег. И только.
Ему возражали, также напористо:
– Какой он счастливчик?! Нахапал кучу бабла и теперь трясется над ними от страха. Боится и бандюков, и полиции.
А здесь выходило – обсуждаемый гражданин отнюдь не счастливчик. Какое может быть счастье, если в страхе живешь!
– Ничего! – гнул рыжеволосый свое. – Он может ото всех откупиться, и ни в чем себе не отказывать.
Спор был страстным и шумным, но истина в нем не рождалась.
Понятие «счастье» в толковом словаре русского языка трактуется так «Состояние высшей удовлетворённости жизнью, чувство глубокого довольства и радости, испытываемое кем-либо; внешнее проявление этого чувства»
Значит, счастливчиком считаться может лишь тот, который полностью доволен жизнью, у которого все желания удовлетворены, и он, как говорится, почивает на лаврах. Но есть ли такие, кому ничего больше не надо? Вряд ли: нет предела желаниям, тоже сказал какой-то мудрец. И вот здесь налицо разномыслие.
Многие, так же, как и тот горластый мужик, искренне полагают что счастье заключается в деньгах. И человека, имеющего много денежных средств, с завистью они называют счастливчиком.
А вот его мнение не всегда совпадает с мнением окружения. И иногда по самым неожиданным признакам. Он, например, имеет неодолимое желание петь, но не имеет музыкального слуха. Может ли он считаться счастливым?
С позиции обывателя – да. Если все, кроме музыкального слуха у человека имеется, он кажется обывателю безусловно счастливым.
А вот с позиции его самого – нет. Что для него деньги, если их много? Он их уже и ценить перестал. А желание прослыть певуном выступает на первое место. Если учесть это обстоятельство, то можно понять, что счастливчиком он себя не считает.
Также нельзя причислить его к счастливчикам и с позиции оппонентов конопатого спорщика – трясется от страха, и с позиции толкового словаря: не полностью его удовлетворенность жизнью, нет чувства глубокого довольства и радости.
Спор мужичков в привокзальном кафе побудил автора сборника задуматься над причинами их разногласий в оценке обсуждаемого человека: счастливчик он или нет. Убеждает, конечно, пример, но как ни старался он напрячь свою память, как ни копался в своих многочисленных записях, обнаружить кого-либо, отвечающего всем критериям понятия «счастлив», так и не удалось.
Так кем же считать того богача, если он не подпадает под понятие «счастлив»? Кто он тогда? Несчастлив? Несчастный? Вряд ли. Разве можно несчастливым считать его лишь потому, что он страдает из-за отсутствия музыкального слуха? Конечно же нет. Его и несчастным не назовешь. А вот невезучим – пожалуй. Невезучий, по словарю, – тот, кому в чем-то не повезло.
И таких невезучих на памяти автора оказалось немало. Кому-то также не повезло с наличием музыкальных способностей, кому-то с другими желаниями: выбором профессии, с начальством… Да мало ли с чем.
Часть своих наблюдений за такими, очень и не очень, ущербными современниками он выложил в сборник рассказов. Выводов он не делает, полагает, что здравый читатель способен сам сформулировать ответ на вопрос: кто из них кто?..
Лето 1989 года не выходило за рамки обычных погодных условий для этого периода года: в меру солнечно и тепло, в меру пасмурно и дождливо. Таким же оставался и август, когда Владимир Степанович Ухов возвращался домой. Это был худощавый мужчина лет, по его виду, под шестьдесят, среднего роста, с понурым лицом, длинной морщинистой шеей и матовой лысиной на макушке.
Возвращался он поездом, который совсем не любил: время здесь тянулось медленно и тоскливо, казалось, что оно проходит без всякого смысла, и просто крадется из человеческой жизни. Но самолет ему не нравился еще больше, он его откровенно боялся, тошнить его начинало уже перед трапом, и весь перелет он только и думал о катастрофах.
Чтобы как-то скоротать тягучее время, Владимир Степанович подолгу стоял в коридоре напротив купе и отрешенно смотрел за окно. Плывшие перед глазами картины лишь изредка выводили его из состояния погруженности в себя. Когда ноги у него уставали, он шел в купе, забирался на верхнюю полку, ложился на спину и устремлял свой взор в потолок. Под монотонный шум поезда и пустопорожние разговоры случайных попутчиков, с которыми он так и не познакомился, Ухов раздумывал о своем.
С отпуском ему явно не повезло – это была исходная мысль в его размышлениях. Он вспоминал, как в один день получил путевку в Ялтинский санаторий и письмо от матери из дальнего сибирского городка.
В Ялте было солнечно и тепло, а на севере, где жила его мать, вовсю гуляла дождливая осень.
Мать писала, что сильно болеет и просит сына приехать, повидаться, возможно, в последний разок. Владимир Степанович, уже оформивший отпуск, вернул путевку и поехал на север. Это было четырнадцать дней назад. Сейчас он возвращался домой и нещадно бичевал себя за такой опрометчивый выбор.
Зачем он поехал?!.. Мать его жила не одна – в семье младшего сына, родного брата Владимира Степановича. Живут они хорошо, в достатке, ни в чем, по их же словам, они не нуждаются здоровье у матери было в норме, в соответствии с ее возрастом. На этом фоне жалобное письмо, взывавшее к его сыновним чувствам, Ухов теперь рассматривал как каприз. «Стоило тащиться поперек всей страны только за тем, чтобы посмотреть друг другу в глаза да пару часов повздыхать и поохать!.. Со стороны, конечно, все кажется умилительно: мать позвала, и сын немедля помчался. Идиллия, да и только! А если взглянуть без эмоций?.. Сам почти что старик, нервы расшатаны, самому надо упорно лечиться, а я почти дармовую путевку в солнечный санаторий выбросил, словно мусор! Кто-то сейчас нежится там, на песочке у моря, а я, старый сентиментальный дурак, трясусь в этой душной коробке и восхищаюсь: ах, какой я хороший, ах, какой я заботливый сын! Тьфу! Прости меня, Господи…»
