Из записок знаменитого путешественника Сержи Круса
Длинна цепь Цзиррейских гор, высоки заснеженные вершины величественных пиков, перевалов и горных троп великое множество, но таких, чтобы можно было перебраться на ту сторону – единицы. И всего две дороги, по которым можно с небольшим риском перейти через горы, но только в краткий промежуток времени между праздниками самого длинного дня в году и осеннего равноденствия.
Живет за Цзиррейскими горами странный, не похожий на других, угрюмый северный народ. Не любит он пришельцев, относится к ним с недоверием и подозрением, но каждый год в разгар короткого и холодного северного лета приходят эти люди к подножию Цзиррейских гор, ставят маленькие округлые палатки из хорошо выделанной кожи, разрисованной обережными символами, и ждут гостей с южной земли. Бойкая торговля идет в те дни, приносят «ледяные люди» белый пышный мех, вяленое мясо огромного зверя, живущего в далеком северном море, костяные поделки и зимнюю одежду, охотно выменивают их на железные ножи и наконечники копий, на скребки и домашнюю утварь, поскольку сами кузнечества не знают. На Перевальном Торжище любой смельчак, отважившийся пуститься в опасный путь через Цзиррейские горы, мог сменять коробку толстых железных игл на две-три серебристо-белые шкуры снежной лисы, несколько ножей – на зимнюю шубу, и домой вернуться уже богачом.
Вот только непрост путь на этот северный «край света».
Перевал опасен не только лавинами и крутыми горными тропами, но и тем, что очень быстро становится непроходимым для пешего человека. Всего несколько недель – и над перевалом вначале сгущаются холодные густые туманы, а затем северные ветра пригоняют снеговые тучи, заметающие дорогу. Чуть-чуть опоздал – и вот уже обратный путь закрыт до весны, а «ледяным людям» и дела нет до твоей беды. Как только оканчивается Перевальное Торжище, как собирают они свои кожаные палатки, укладывают наменянное добро на волокуши, запряженные темно-серыми, с белыми подпалинами оленями, да и пускаются в обратный путь, к берегам ледовитого моря, где и стоят их деревни-стойбища. И с собой не пустят, как ты их не упрашивай. На все один ответ – вот если приведут тебя к нам великие духи севера, тогда только и будешь желанным гостем в любом доме. А до того – чужак ты, нет тебе среди нас места, и не будет. Сам пришел – сам и уходи.
Впрочем, одному человеку все-таки удалось побывать в деревне «ледяных людей», с его слов я и пишу эту главу. Странный он человек, этот бродяга, встретившийся мне на постоялом дворе в забытом Всевышним месте. Смешливый, что малый народец, здоровый, будто медведь, а нрав такой, будто бы ничего и никого этот человек в жизни своей уже не боится. Ни людей, ни фэйри, ни поганую нечисть из Сумерек. Да и имя у него такое же, как у знаменитого бродяги «перекати-поле», про которого еще моя бабка байки травила – Раферти.
Он и рассказал мне, что как-то ходил Цзиррейским Восточным перевалом, не столько ради наживы, сколько хотелось ему посмотреть на знаменитое Перевальное Торжище. А ведь по Восточному перевалу, который ближе к месту торжища с «ледяными людьми» ни одна лошадь, ни один мул не пройдет – только человек, потому и нанимают богатые торговцы носильщиков, да побольше. Хорошие деньги сулят, треть платят вперед, остаток – как обратно людской караван вернется. И многие соглашаются, хоть риск и большой. Всегда найдутся желающие испытать удачу, и не только чужое добро на обмен пронести, но и от себя чего-то прихватить.
Собеседник мой в такой караван и пошел. Неделю всего через горы перебирались, очень уж повезло с погодой – сухо, дождей не было, дорога хоть и тяжелая, крутая да капризная, но преодолимая. И так совпало, что на Перевальное Торжище очень много «ледяных людей» приехало. Будто бы не из двух-трех селений, как обычно, а со всего побережья собрались. И жадность такая «караванщиков» обуяла – сменяли все железо, что при себе было, даже засапожные ножи за пушистые шкурки отдали, а когда опомнились, было уже поздно. Затягивался Восточный перевал холодным густым туманом, пробираться в котором было все равно, что вслепую, а «ледяным людям» хоть бы что – собрали свои палатки, собрали добро, да и двинулись в обратный путь, к морю.
А Раферти за ними на почтительном расстоянии тронулся. Рассудил мой собеседник так – коли через перевал все равно не перебраться, так хоть напоследок посмотрю и на ледовитое море, и на стойбища. «Ледяные люди», видя, что идет он на почтительном расстоянии, бродягу не трогали, а когда впереди показалась деревня, то неведомо откуда вышел огромный зверь. Будто бы медведь, только больше и мех белый, как снег. Он побрел следом за бродягой в двух десятках шагов, вот только шел странно. Идет Раферти – и медведь идет. Остановится человек – и медведь встает на месте, не шелохнется. Так до стойбища и дошли, а там бродягу уже ждали «ледяные люди» и колдун их местный, чаровник и лекарь, которого местные называли «шаманом». Он-то и сказал, что раз сам хозяин моря решил проводить южного человека до теплых жилищ, то быть ему дорогим гостем в любом доме до самой весны. А то и дольше, если гость пожелает остаться насовсем.
Так и зазимовал южный бродяга у «ледяных людей», до самого лета с ними в одной яранге – доме-палатке из теплых шкур – прожил, а когда вернулся в Дол Реарт, то рассказал удивительные, невероятные вещи. Будто бы солнце в тех краях не опускается за горизонт по полгода, а остальную половину не появляется вовсе. Что долгой-долгой ночью ледяное небо расцвечивают радужные полотнища и сполохи невероятной красоты, а звезд там бесчисленное множество. Что весной у людей есть несколько дней «морского пира», когда холодное море отступает от берега, оставляя в многолетнем льду большие пустоты, куда спускаются дети и подростки, чтобы набрать полные корзины моллюсков и водорослей. Неустанно трудится младшее поколение, собирая щедрые морские дары, а старшие опасливо вглядываются в горизонт, наблюдают за морем и ждут, когда оно соизволит вернуться, заполнить холодной соленой водой ледяные пустоты у берега.
Одеваются «ледяные люди» в одежду из звериных шкур, сшитую мехом внутрь и, что самое поразительное, под этой меховой одеждой, где куртка с капюшоном и штаны нередко собраны в одно целое, у них практически ничего нет. Только короткая рубашка из тонкой кожи и широкий пояс с перемычкой, опоясывающий бедра – в этой одежде «ледяные люди» остаются, когда входят в жарко натопленную ярангу и снимают тяжелый мех. Обувь у них тоже сделана из шкуры мехом внутрь, а надевают ее на носки, сплетенные из сухой морской травы. И, как утверждал встреченный мною бродяга, такие сапоги защищают от холода куда лучше самых теплых валенок и носков из шерсти и пуха, а сами по себе легкие и удобные.
