Увы! Плафонов пришел один. Румяный, навеселе. С большим пакетом, в котором помимо острых углов обрисовывались и очертания бутылок. Сверху выглядывала баклажка пива.
Поднимаясь по лестнице, он напыщенно декламировал:
Ты пришла в шоколадной шаплетке,
Подняла золотую вуаль,
И, смотря на паркетные клетки,
Положила боа на рояль.**
Плафонов прошагал совсем рядом от затаившихся супругов, они даже уловили ароматы винных паров. Продолжая декламировать, он отрыл свою комнату и скрылся в ней.
- Как видишь, он один, - шепотом констатировал Геннадий. – Но всё равно, твоя уверенность произвела впечатление. Что ж! Операция на сегодня отменяется, - его рука уже потянулась к выключателю.
- Погоди! – остановила его Тамара. – Что-то здесь не так. Это невозможно!
- Но ты же видишь собственными глазами…
Снова заскрипела соседская дверь. Плафонов вышел из комнаты, уже без сетки.
И поплыл я, вдыхая сигару, -
Ткя седой и качелящий тюль, -
Погрузиться в твою Ниагару,
Сенокося твой спелый июль…**
Декламируя, он спустился до середины лестницы и остановившись здесь, прокричал в направлении крыльца:
- Эй, Кандыбин-Мандыбин! Ты где там потерялся, душа моя?!
Снизу ответил блеющий голосок:
- Я на рыльце! Пакет порвался, вся картошка рассыпалась…
- А я тебе говорил: возьмем готовое картофельное пюре! Чего ради возиться с чисткой?!
- Э, нет! Мы ее с лучком да на сальце! Да посыплем сверху зеленью и чесночком! Разве можно сравнивать?! Ты не волнуйся, Пашка, я сам почищу…
- Ладно уж, гурман… Поднимайся!
Тамара ущипнула мужа за бок: ну! Я же говорила!
- Ну, Томочка… Это настоящие чудеса!
Появился Кандыбин. Он нес полиэтиленовый пакет, прижимая его обеими руками к груди. Тонкие кривые ноги в тяжелых башмаках на массивной подошве, узкие, раздутые на коленях джинсы создавали комичный эффект. Бордовый цвет лиц свидетельствовал о том, что приятели уже неплохо приложились.
На шум из своей комнаты вышла Лиманская. Предостережения Тамары относительно роли Кандыбина определенно запали ей в душу. Голова у страдалицы была перевязана махровым полотенцем. Да и вся она имела вид несчастного человека, у которого впереди тяжелая ночь.
- Молодые люди! – воскликнула она, сурово насупив брови. – Я, конечно, понимаю, что вы настроены на пирушку, но позволю себе напомнить, что есть закон о тишине, который никто еще не отменял! Взгляните-ка на часы!
- Лидолия Николаевна! – добродушно ответил Плафонов. – Вы говорите так, как будто я император Нерон, который собрался устроить шумную оргию. Мы с Вовкой – культурные, тихие люди. Вот я сяду сейчас в турецкой позе и не встану до утра. А Вовка вообще легкий как пушинка. Не ходит, а порхает. И вообще, он очень деликатный человек. Скажи сам, Кандыбин-Мандыбин!
- Я обращаюсь не к вашему другу. А к вам лично! – отрезала Лиманская. Тем не менее, следом посмотрела на Кандыбина, который сжался под ее тяжелым взглядом.
- Да-да, мы будем тихо, - пролепетал он.
- Да уж постарайтесь! И еще… Если под видом шутки сегодня появится барабан или что-нибудь в таком роде, то пеняйте на себя! И не думайте, что вы здесь самый ушлый! Я вижу вас насквозь!
- Меня?! – так и обомлел «испуганный ковбой».
А Лиманская уже гордо удалилась в свою комнату.
- Эх, забыли купить для нее шоколадку! – вздохнул Плафонов.
Друзья двинулись наверх.
- Но вообще ты с ней сегодня поаккуратнее, - продолжал наставления Плафонов. – У нее нынче - время оборотня. Час совы. Она сейчас пожароопасная. Сегодня от нее чего угодно можно ожидать. Усек, Кандыбин-Мандыбин?
- А я что? Я ничего… - шмыгнул тот носом. – Но ты меня не зови так больше, ладно, Пашка? Обижаться буду, ей богу…
- Ну извини, дружище… - Плафонов остановился на антресолях, воздев руку в ораторском жесте:
Склоняясь к шуту, султан шепнул на ухо:
«Ты женишься, а ведь невеста – шлюха.
Меж тем тебе я мог бы дать совет,
Где взять жену, греха на коей нет!»
Шут отвечал: «Безгрешная девица
И та со мною в шлюху превратится.
Беру я шлюху, может быть, она
С годами будет верная жена.
Она блудила всласть, и это дело,
Надеюсь я, уже ей надоело!» ***
