Город тихо дремал, погрузившись в ночную мглу, и мохнатые серые облака мягко скользили по мокрым крышам, отражаясь в затуманенных зеркалах рек и каналов, слегка подсвеченных размытыми пятнами световой рекламы и уличных фонарей.
Нудный дождь беспрестанно барабанил в оконное стекло, по стенам и потолку струились причудливые тени. Иногда с улицы доносились звуки проезжающих мимо машин – и вновь наступала тишина.
Было уже далеко за полночь, а я никак не мог совладать с бессонницей. Я зажмуривал веки, пытался считать до ста, гнал от себя навязчивые мысли, но все было бесполезно. Призраки прошлого цепко держали меня. Полузабытые лица, слабый аромат растворившихся во времени дней и ночей, едва уловимые отголоски той, прежней жизни, к которой нет, и никогда не будет возврата…
Сквозь шум дождя мне послышался голос. Далекий, чистый голос итальянского мальчика, взывающего к небу. Протяжные, высокие звуки печальной песни, словно неслись откуда-то издалека, из солнечного и теплого детства: «А-а-а-ве-е, Мари-и-и-я-а-а-а-а… А-а-а-ве-е, Мари-и-и-я-а-а-а-а» Не знаю, почему возникла эта мелодия в моей душе, из каких лабиринтов подсознания выплыла она, но так явственно зазвучали вдруг эти волшебные ноты, что горло перехватило, а глазам стало горячо. «Святая Мария, матерь Божия, молись о нас грешных, ныне и в час смерти нашей… Аминь» – так, кажется, можно было перевести слова из той песни-молитвы.
Я ощутил себя слабым и одиноким. Леденящая пустота простиралась вокруг. Лишь небо давало надежду… Я знал, что завтра наступит день – и все изменится. Мир теней не выстоит против света. Надо было только дожить до утра.
Солнце слепило глаза. Я вышел из подъезда и направился через двор к арке.
– Привет, Роберт! – донеслось до меня.
Я обернулся и увидел Ефима, нашего дворника. Он догонял меня быстрыми торопливыми шагами.
– Извини, – смущенно произнес Ефим, поравнявшись, – рублей пятьдесят не одолжишь? На пиво…
Вид у него был слегка помятый; резкий запах винного перегара вырывался изо рта; на щеках серебрилась колючая недельная щетина, а покрасневшие близорукие глаза смотрели сквозь толстые стекла очков с ожиданием и надеждой.
– Перебрал вчера?
– А-а-а-а… – дворник махнул рукой и кротко улыбнулся.
Я полез в карман, достал деньги, протянул ему. Ефим любезно кивнул в ответ.
– Я отдам… Не сомневайся.
А я и не сомневался. В крайнем случае – не отдаст, так отработает… Ефим был, что называется, мастер на все руки: и сантехник, и электрик, и плотник… Дворником он стал по стечению обстоятельств, после неудачного развода, а до этого трудился инженером в одной промышленной компании.
Хлопнула входная дверь, на залитый солнцем двор вышел мой сосед по подъезду – Сан Саныч. Он жил на верхнем этаже, в пятикомнатной коммунальной квартире, с дочерью-студенткой и супругой. Семья занимала три комнаты из пяти. В оставшихся двух доживали свой век одинокие петербургские старушки.
Несмотря на разницу в возрасте, мы были с ним в чем-то похожи: оба приехали в Петербург из провинции; оба – представители творческих профессий: он писатель, я – режиссер; оба какую-то часть жизни отдали спорту, служили в армии… В общем, много у нас было общего, кроме одного – он был счастлив в своей семейной жизни, а я одинок.
Иногда, по-соседски Сан Саныч заглядывал ко мне в гости, в мою однокомнатную квартиру на первом этаже. Мы смотрели футбол, выпивали, болтали о женщинах, об искусстве, вспоминали прошлое. Он был интересным собеседником.
– Прекрасное утро! – воскликнул сосед, пожимая нам руки. – А ночью какой был дождь… У меня на кухне опять протекло. Ты, Ефим, забрался бы на чердак, посмотрел… Может что там подлатать надо?
– Посмотрю… – пообещал дворник. – А ты, Сан Саныч, когда мне свою новую книгу подаришь? Дописал уже?
– Скоро, две главы осталось.
– Давай-давай, – похлопал его по плечу Ефим. – Пиши, пиши…
– Ты куда? – Сан Саныч повернулся ко мне. – На работу?
– Да.
– Подвезти?
– Нет, я пешком. Прогуляюсь…
Сан Саныч понимающе улыбнулся.
– Твоя-то «ласточка» как, бегает? – спросил он.
– Бегает, чего ей сделается. Надо только масло поменять… – ответил я. – Кстати, говорят, скоро наш дом на капитальный ремонт закроют?
– Чушь собачья, – уверенно заявил Ефим. – Я сколько лет уже это слышу. И про капитальный ремонт, и про расселение, и про то, что здесь якобы гостиницу сделают…
– Да-а, не хотелось бы никуда отсюда съезжать, – вздохнул Сан Саныч. – Душа к этим стенам прикипела.
Дом, в котором мы живем – старинный особняк графа Кушелева-Безбородько. Этому дому уже много-много лет. Он стоит на углу набережной Кутузова и Гагаринской улицы. В конце XIX века здесь размещалась Кушелевская картинная галерея, позднее вошедшая в состав Эрмитажа и других музеев. Многих знаменитостей помнит этот особняк. В разные годы здесь можно было увидеть известного авантюриста графа Калиостро, классика русской литературы Тургенева, поэта Сергея Есенина. В 20-х годах прошлого века в здании работала «Фабрика эксцентрического актёра», организованная кинорежиссёрами Козинцевым и Траубергом. Каждый камень здесь дышит историей, хранит отголоски давно минувших дней.
Я вышел из арки на улицу. Свежий прохладный ветер, внезапно налетевший со стороны реки, взъерошил мне волосы. Крейсер «Аврора» привычным силуэтом маячил на том берегу, в развилке Невы и Большой Невки.
Шагая вдоль набережной, я любовался открывшимся простором. Не часто в Петербурге бывают такие солнечные деньки, но именно в это время город как-то по-особенному преображается, скидывает серые неброские одежды, становится ярким и привлекательным.
Мне вспомнилось, с каким восторгом первое время после переезда в Северную столицу, бродил я по этим улицам, проспектам, бульварам, площадям. Это была какая-то эйфория, ни с чем несравнимое, пьянящее чувство всепоглощающей радости… «Неужели, – думал я, – и завтра, и через месяц, и через год этот город будет моим. Морозной вьюжной зимой, и солнечным знойным летом; утомленный серыми буднями, и цветущий от праздничного убранства» Удивительным казалось мне и то, что бесконечно долго можно было ехать по городу, а он все никак не кончался. Машины, люди, дома… Куда ни взгляни – всюду бурлила, кипела жизнь. Эти чувства никогда не понять тем, кто изначально родился и вырос в мегаполисе.
