ГЛАВА 1. В КОТОРОЙ ВАЛЕРКА УМЕР, НО НЕ ДО КОНЦА
Очнулся Валерка практически в кромешной тьме. Кто-то бесцеремонно тряс его за плечо. Было тихо, хотя парень подспудно ожидал минимум писка ИВЛ. Или хотя бы узреть врата рая с белобородым старцем. Вроде бы принявшим мученическую смерть положен рай вне зависимости от грешной жизни?!
А в том, что он принял мученическую смерть, у него не было ни капли сомнения. Валерка разбился при прыжке с парашютом. Как в той песне: «упал, в парашют укутавшись». Что там было с укутыванием, парень не очень-то помнил, но треск костей слышал и от боли орал, пока не потерял сознание. Долго, гораздо дольше, чем хотелось бы.
И был уверен, что умер.
Валерка что-то сонно пробормотал и попытался отмахнуться, но не тут-то было, его весьма аккуратно приподняли и надрывно заголосили над ухом:
– Ах, очнулась, болезная, а мы тут уже думали, отдала Богу душеньку. Лерочка, слава Богу, отмолили бедняжку…
– Какая, нахрен, Лерочка? – пробормотал парень и попытался разлепить глаза. Глаза упорно не разлеплялись. Вокруг царила та же темнота, через которую постепенно начали проступать очертания предметов.
– Все же помер, – удовлетворенно пробормотал парень.
Вокруг предметов стал появляться какой-то светлый ореол, и после мыслей о вечном парень не сразу сообразил, что это отсветы от занимающегося рассвета и отблеск от неярких свечей, что держали обступившие его бабы.
Проморгавшись, он смог поточнее разглядеть несколько темных фигур, склонившихся над ним.
– Слава Богу, очнулась, – проговорила та, что стояла слева. – А то уж и дышать перестала, мы уж думали – всё.
– А я еще не всё? – неловко уточнил парень. – А что вообще было? Разве у меня не сломана шея?
– Господь с тобой, деточка. Какая шея? – возмутилась тень справа. – Горячка у тебя была, лихорадка…
– Родильная? – буркнул парень, пытаясь себя ощупать.
– Никак разумом помутилась, – вздохнула тень посередине. – Надо барыню покликать.
– Да я шучу, – поспешил успокоить женщин Валерка, – я же понимаю, что у меня не может быть родильной горячки. Помню я всё.
– Жар-то спал, глазоньки открыла. Не надо сразу барыню-то, – предложила тень справа. – Давайте в баньку ее, там, глядишь и в себя придет.
Бабы ловко откинули одеяло и вытащили Валерку. Аккуратно придерживая его, свели куда-то вниз по лестнице, которую парень плоховато рассмотрел из-за недостатка света и собственного не слишком уверенного самочувствия. Голова болела, была тяжелой, сознание плыло и возвращалось какими-то урывками. То он видел бескрайнее синее небо и стропы парашюта, то зеленую травку и полное лукошко ягод.
Откуда в его бреду ягоды, Валерка не знал. Не было в его жизни ягод в последнее время. Не на плацу же он их собирал.
Баня оказалась баней. Простой такой деревенской баней, даже без лампочки. Тетки зажгли пару лучин, небрежно воткнув их в щели лавки у стены. В этом тусклом свете удалось рассмотреть первую бабу. Была та неопрятна, в каком-то замызганном платье, поверх повязан передник с пятнами грязи, волосы убраны под косынку, у лица какие-то колечки болтаются. Непонятно зачем, никакой функциональности они вроде не несли.
– Что встала, раздевайся давай. Попарю тебя, всю хворь надо выпарить окончательно. Шутка ли, почитай, седьмицу пролежала.
Валерка послушно потянул вверх рубище, в которое был облачен, и с недоумением уставился вниз:
– Сиськи, – пробормотал он.
Ткнул одну пальцем. Она послушно колыхнулась. Ухватил пальцем сосок, потянул. Тело отозвалось болью. Оказывается, это ни фига не приятно, как он думал. А Ленка вроде не орала. По крайней мере, когда она орала, он думал, что это от наслаждения.
Сейчас он сам заорал. И от боли, и от удивления.
– Рехнулась, как пить дать, рехнулась, – запричитала баба. – Лерка, не дури, Богом молю. Барыня тебя не будет зазря кормить. Не придуривай. Все замуж выходят, не ты первая, не ты последняя. Глядишь, и выживешь…
– Я – баба… – прошептал Валерка после того, как получил пару затрещин и перестал орать.
Но какая-то часть внутри него орать продолжала:
«Боже, я проклята, во мне демон!»
Голос был девчоночий: высокий и писклявый.
Валерка поморщился, потому что он ввинчивался в и без того больную голову.
– Нет тут никакого демона, – ответил он. – Тут только я и эти бабы.
– Не узнает, болезная, Матрёна я, кормилица твоя. Помнишь?
«Демон, выйди из меня! АААА! Помогите!»
Голос внутри продолжал надрываться. Валерка морщился и наконец ответил:
– Ты кто? Почему ты кричишь? Ты где вообще?
– Не кричу я, – отозвалась баба и повторила еще раз: – Матрёна я, кормилица. Узнала?
Валерка отрицательно помотал головой. А в его голове, наоборот, закивали.
«Матрёна, помоги… Богом молю!»
– Ну, что же ты так орешь-то? – пробормотал парень. – Чем тебе помочь-то? И какой еще Бог?
– Совсем поехала, – запричитали бабы. – Рано начали радоваться, что поправилась. Была странной, молчаливой, а теперь говорлива без меры, да чушь какую-то несет. Может, за священником сбегать?
«Да! – заорал голос внутри Валеркиной головы. – Зовите отца Димитрия, пусть выгонит из меня демона!»
– Сама ты, дура, демон! А я Валера, десантник и будущий врач. Точно говорю, что пересдам фармакологию. А тебя как зовут?
«Валерия, – несколько притих голос в голове. – Но ты все равно демон. И пусть тебя изгонят из моего тела».
– А если вместо этого изгонят тебя? – вкрадчиво спросил парень. – Тут, кажется, говорили, что померла ты. А я вот он, жив и в твоем теле. Вот, смотри, рука шевелится. А вот сиська. Кстати, стремная она какая-то…
– Надо барыню звать, – решили бабы. – Рехнулась девка от радости. Может, лучше в монастырь?
«Не надо, – пискнул голос в голове. – Никаких монастырей, я буду хорошо себя вести».
– Почему не надо в монастырь? – удивился парень. – Там же хорошо. Вокруг полно баб. Не надо идти замуж. Там всякую косметику варят и квас. И пиво еще. И вино. Помню, пил я монастырское вино, ох и убойная штука. И квас пил, такой вкусный, на меду, развезло нас с того квасу.
«Ты совсем дурак, да? – спросила Лерка. – Монастырь – это путь в один конец. Двери за тобой захлопнутся, и ты всё. Еще ходишь, дышишь, но для всех умер. Ты не выйдешь замуж, не родишь ребенка».
– Слабый аргумент, – заметил Валерка, но потихоньку начал проникаться ужасами, которые рассказывала девчонка. Голос несколько успокоился и стал не таким визгливым. Даже скорее приятным.
«Ты больше никогда не пробежишь босыми ногами по траве. Потому что монашки не бегают. Они работают в поте лица с утра до вечера, чтобы заработать свой нелегкий кусок хлеба. У них не бывает праздников, вся их жизнь состоит из молитв и поста. И откуда ты взял глупость про пиво и вино?! Монашки не употребляют хмельного».
