Как волны точат стены замков из песка,
Так песнь сирены изнуряет сердце капитана.
Достав из сети сплетенья горького обмана,
Бессилен он теперь прогнать ее из сна.
Приближающийся вой сирены, приглушенный и едва различимый, был первым, что приветствовало меня этим утром.
Проснуться… Разве этот огненный луч солнца, прорвавшийся сквозь щель в покосившихся жалюзи, еще не должен был вырвать меня с той стороны? Нет, он не жег мне веки, но с каждой минутой все сильнее нагревал шлем.
Я выпал из сна – резко и не кинематографично. Снял шлем и с трудом стянул костюм, плотно облепивший взмокшее тело. Он был совершенно не предназначен для того, чтобы в нем спать.
Похоже, я находился в нем слишком долго. Кое-где виднелись красные пятна – должно быть, натер кожу до крови. Датчики на матовом экране вспыхнули красным и погасли. В голове гудел рой пчел, словно возмездие за бурную ночь в компании звона бутылок, а сердце отчего-то колотилось, как после долгой погони или целого раунда в партере.
Я застыл, пытаясь прийти в себя после такого стремительного перехода из истинной реальности в базовую. Сон уже стирал свои последние призрачные очертания, не оставив взамен ничего, кроме тяжести в непослушном и онемевшем теле.
С тех пор, как я сбежал от мира, я не запомнил ни одного сна.
В себя меня привел резкий запах гари, выползающий из-под кухонной двери. Вчерашний просчет со сковородой не прошел бесследно, и мне стоило начать ставить таймер на телефоне, когда я что-то готовлю.
Слух постепенно возвращался. Резкие голоса за стеной – то ли соседи, то ли их телевизор, одинаково отвратные – вгрызались в меня, как голодная собака в сочный кусок мяса. Говорили о каком-то несчастном случае с семейной парой: муж сел за руль пьяным, на крутом повороте не справился с управлением, машина на полной скорости прорвала ограждение и упала в реку. Жена погибла, его арестовали.
Сирена патруля под окном звучала все пронзительнее, и через пару минут дуэт ей составила скорая.
Как ни странно, зрение было в полном порядке, будто не было черт знает скольки часов в абсолютно лишенном света шлеме. На часах было начало одиннадцатого.
Я принял душ, пока закипал чайник. Напор горячей воды немного привел меня в чувство, я даже позволил себе сесть на дно ванны и закурить, стряхивая пепел в водосток. Точно не забьет трубу.
Пока заваривался чай, я почистил зубы – в иных обстоятельствах порядок мог бы быть другим, но мне давно уже не было нужды кого-то ослеплять белоснежной улыбкой. Подойдя к окну, я осторожно выглянул наружу. Внизу двое санитаров выносили упакованное в черный мешок тело и собирались грузить его в старую, разбитую и облепленную грязью машину скорой помощи. Один из них оступился, завалившись на открытую дверь, и из мешка вывалилась тонкая рука с серебряным браслетом. Хотя мне доводилось наблюдать подобное чаще, чем хотелось бы, внутри что-то дрогнуло.
За стеной залился хриплым лаем пес, отчаянно и словно испуганно, а затем тонко заскулил.
Отчего-то мне стало невыносимо тошно, сердце сжалось, и кровь вдруг отхлынула от лица, да так резко, что пришлось опереться о стену. Вот они, последствия пренебрежения состоянием своей оболочки. Словно закрепляя эту мысль, я выбил из пачки вторую сигарету и закурил, стряхивая пепел теперь уже в импровизированную пепельницу из обрезанного пакета молока.
В горле пересохло, и бычок отправился в унитаз. Чай был еще слишком горячим. Зато в холодильнике обнаружился стакан, настолько холодный на ощупь, что я незамедлительно выпил содержимое – и тут же закашлялся от горечи. То ли спирт, то ли водка – в общем, точно не то, чем можно было просто промочить горло. Обидно, что я сам подготовил для себя эту ловушку, совершенно забыв о ней.
В дверь к кому-то из соседей настойчиво стучали. Я посмотрел в глазок и вздрогнул, увидев двоих людей в черной форме.
Следаки. Скорее всего, они здесь из-за убийства – опрашивают жильцов, не слышал или не видел ли кто-нибудь чего-то подозрительного. Не дождавшись ответа, они подошли к моей двери. Я тихо отошел в сторону и замер, слушая равномерный и громкий стук, вторящий стуку моего сердца.
Даже если бы я что-то видел – ни за что бы не открыл. Моя аппаратура была не совсем легальной – за некоторые доработки в шлюзах подключения и видах шифрования вполне можно было угодить за решетку.
Спустя минуту стук стих, а еще через минуту я медленно подошел к двери и снова посмотрел в глазок. Люди в форме ушли, и я с облегчением выдохнул.
Безостановочно зевая, я захватил на кухне кружку чая и скрылся за дверью совмещенного санузла. Несмотря на довольно неожиданное пробуждение и хаос вокруг, с каждым шагом и движением я все больше синхронизировался с рутинным утренним графиком, выработанным за годы.
Взглянув на себя в зеркало, я с удивлением обнаружил, что плачу – слезы одна за другой катились по щекам, теряясь в бороде, а я этого даже не чувствовал. Неужели это от глотка из стакана с огнем меня так проняло?
Вокруг царили сильные, но в то же время пустые звуки и образы. Бледный свет из узкого окна под потолком. Над ухом прожужжал комар, и я попробовал перехватить его в полете, но только отбросил в сторону. Чего бы я ни касался, я знал, что не могу коснуться этого по-настоящему.
Атомы, из которых состояло мое тело, физически не могли соприкоснуться с атомами, составляющими нечто иное, из-за взаимного отталкивания электронов. И даже игла, которая жадно впивается в мою руку, всего лишь раздвигает своей молекулярной структурой структуру кожи.
Базовая реальность, которую я вижу снаружи, все так же меня пугает и отвращает. Если бы я не опасался подозрений и вообще лишнего внимания, то был бы рад заколотить все окна, сквозь которые в мое убежище проникают свидетельства того, что я здесь не один.
Давно, еще в детстве, отец рассказал мне о том, как стоит прожить свою жизнь. Он сказал: «Проживи ее так, чтобы в конце тебе не было невыносимо горько из-за того, чего ты не успел почувствовать и испытать, найти и подарить другим».
Не знаю, испытывал бы ли он горечь, если бы мог взглянуть на меня, и на современный мир, в котором я живу. Но я какое-то время действительно не чувствовал ничего, кроме горьких сожалений обо всем, что я упустил, обо всех, с кем расплелись нити судеб. Но продолжалось это не слишком долго, ведь мне удалось застать рождение нового мира, где никто не обязан быть несчастным.
Вдруг из коридора раздался звонок, предвещая скорый завтрак и заодно сообщая время – 10:30 утра.
Несмотря на то, что за дверью никого не обнаружилось, я знал, что здесь был все тот же курьер – слишком уж специфическими духами она пользовалась. Хотя запах уже почти выветрился. Должно быть, сегодня она не стремилась к встречам с людьми и поставила отложенный звонок. А моя квартира еще и была одной из первых во всем доме.
