С Ванечкой мы познакомились самым неромантичным образом. На помойке. Как выяснилось, мы оба были там довольно частыми гостями. Он рылся в грудах отходов чужой жизнедеятельности в надежде добыть хоть что-то съестное. А я эти груды с завидной регулярностью пополняла мешочками с огрызками.
Чтобы вы понимали, в лихие сразу-после-зарплатные дни (ах, это богатое время – вы же тоже его помните, правда?) почти половину содержимого моего холодильника составляют огрызки и объедки. Может, потому что я Крыса по гороскопу. Может, потому что я крыса по жизни (мысль не моя, а, скажем так, цитата из уст некогда лучшего друга). А может, во мне погиб – или вот-вот загнется – великий дегустатор, который просто не в силах рассчитать правильную дозу: сколько купить, чтобы хватило напробоваться, но не пришлось выкидывать?
Эту привычку обгрызть, не доесть, отложить и забыть, зарастить плесенью, из красного гладкого сделать зеленым бархатным я считаю своим личным восьмым смертным грехом. Именно за него – я в этом абсолютно уверена – я буду гореть в аду, если он, конечно, существует (вы, мне кажется, тоже совершенно точно знаете, за что после смерти вас отправят прямиком в преисподнюю). Меня будет терзать страшный голод, а добрые черти станут подтаскивать к моему пересохшему рту все, что я когда-то выбросила на помойку. Все самое склизкое, дурно пахнущее, наименее съедобное. Все, что я своими руками заботливо принесла в свой собственный ад.
Единственное, чего у них не найдется, – так это сладкого. Потому что из всех щедрот, которые предлагает нам пищевая промышленность, я подчистую съедаю только конфетки, тортики и булочки со сгущенкой. Так что в моем аду не будет не то что кусочка рафинада или обломка шоколадки – там не будет даже бумажки, в которую когда-то заворачивали конфету, даже запаха из соседней кондитерской там не будет.
Так вот, я всегда думала, что для таких, как Ванечка, ад наступил еще при жизни. Что ад – это когда вокруг все не то, чего по-настоящему хочется. Нет нормальной чистой одежды, ежедневного душа, своего угла и стабильности, как ни приземленно это звучит. А еще свободных денег, на которые можно купить что-то, если взгрустнется, и телефона, чтобы позвонить кому-нибудь и поныть, как тебе плохо, и интернета с котиками, и еще много-много чего, что должно быть у нормального человека, – тоже нет.
