986 год
Пролог.
Вчера весь день лил дождь. Словно сами боги оплакивали своих славных сынов, вернувшихся из похода на щитах. Сегодня с утра воздух влажный, пахнет скошенной травой и еловой хвоей. Стоит месяц вересник. Тревожная тишина раскинула свои объятия над селеньем. Не слышно птиц, не видно лесного зверя. Сегодня день тризны. День, когда родичи, прощаясь, восхваляют усопших, отдают дань памяти героям. Песнями зовут дедов, что бы они встретили своих потомков в светлом Ирии.
Туман опускался на поле, посреди которого стояли три бревенчатых сруба с ладьями. Искусно вырубленные прощальные корабли были снабжены всем необходимым для загробной жизни. В каждой ладье установлены шелковые шатры, в которых на деревянных промасленных щитах, лежали молодые воины – три славных брата. Их головы украшали кожаные очелья с драгоценными камнями, в руках – каленые мечи, в ногах – различные яства с заморскими винами. По бокам лежали порубленные кони и обнаженные, принесенные в жертву рабыни с фарфоровой кожей. По обычаю в последний путь мужчин сопровождали жены, самые молодые и красивые в роду.
Две женщины были готовы к завершению обряда. Однако третья опаздывала. Ее привез из похода один из трех братьев Креслав, что лежал сейчас на смертном одре. Женщина выглядела статной, горделивой, с прямой осанкой, как у царицы. Черноволосая и черноглазая смуглянка, не была похожа на местных кумушек, коренастых, светловолосых, с курносыми носами и светлой кожей. Из-за внешних различий с односельчанками мужа, чужачку невзлюбили, завидовали и не принимали в общине.
Сплетни шли за женщиной по пятам. А она не оправдывалась, молчала, что раззадоривало публику. К ней часто цеплялись, толкали, задирали, строили козни, но она никогда не жаловалась мужу. Креслав мудрый и наблюдательный мужем часто давал отпор сородичам. Мужчину побаивались и лишний раз при нем не выказывали свою неприязнь, к выбранной им жене. С чужеземкой прибыла девчушка, которую Креслав назвал своей дочерью. Да только в это никто не верил. Девочка не была похожа ни на чернявую смуглую мать, ни на отца голубоглазого с льняными локонами. Скорее варяжская кровь текла в ее венах. Так и прозвали ее Варькой, что означало чужая, дочь варваров.
Варваре шел шестой год. Она была рослой, сообразительной не по годам. У нее были рыжие волосы, словно шерсть лисы по осени и зеленые как трава – мурава глаза. Взглянет, как морок наведет. Местный люд строго – настрого запрещал своим детям играть с чужачкой. Девочке не хватало общения со сверстниками, и она везде бегала за названным отцом, слушала его, затаив дыхание.
Варька чувствовала неприязнь сельских жителей. Её огорчало, что находясь рядом с родителями, она не чувствует уюта и тепла родного очага. Варвара скучала по дому, где ранее жила с матерь, где не была чужда окружающим. «Искра, моя, – бывало, ласково называл ее отец, поглаживая по рыжей макушке, – люди поговорят, да привыкнут. Не место красит человека, а человек место. Учись, старайся, будь обходительна с родичами, а там, глядишь, всё наладится». Теперь ей будет не хватать его. Кто же защитит их с мамкой? Кто станет верным другом?
Тем временем старый волхв Лютовид подталкивал к выходу на ритуальный помост мать Варвары.
– Давай, женщина, ступай, не заставляй ожидать тебя в столь ответственный час.
Чужеземка переминалась с ноги на ногу, была неспокойна, в глазах стояли слезы.
– Лютовид, сын Сварога, помни наш уговор! Сам знаешь, ради дочери иду на жертву. Сохрани мою тайну. Я буду следить за тобой до конца твоих дней из светлого Ирия, а когда настанет твой час, встречу тебя как самого родного человека. Но если нарушишь свое обещание, помни, прокляну тебя из–за кромки. – Женщина свела черные брови к переносице, кулаки сжала так, что ногти впились в кожу ладоней, на лбу выступила испарина, затем резко развернулась и вышла с капища.
Лютовид ухмыльнулся в длинную седую бороду и не спеша последовал за ней. Их диалог слышал ученик волхва, молодой парень по имени Здебор. Он был удивлен пылкой речью чужеземки. «Какие тайны хранит Лютовид?» – подумал юноша. Позже Здебор хотел расспросить старого волхва, но этому не суждено было сбыться.
Черноволосая смуглянка шла на жертвенный алтарь. Две другие жёны, готовые, так же как и она отправиться в Ирий вслед за мужьями, косились на чужеземку. К ним тут же, не спеша подошла пожилая жрица с расписанным оберегами лицом. Мозолистыми руками женщина подала девам кубки с маковым отваром. Все три жены осушили чаши одним махом.
Молодые красивые женщины, одурманенные отваром, медленно продолжили путь к ладьям. Они были одеты в роскошные вышитые платья, на их шеях красовались драгоценные ожерелья, на руках звенели чеканные браслеты, незаплетённые волосы свободными локонами лежат на прямых спинах.
Варька стояла среди толпы. Когда ее мать прошла мимо нее, звеня браслетами. Девочка встрепенулась, заскочила на помост и закричала: «Мамочка, родненькая, не уходи, обернись! Не бросай меня! Повернись к своей искорке, услышь меня!» Но женщина шла, не оборачиваясь. Тогда Варька побежала, схватила мать за ноги, упала на колени, продолжая причитать: «Мамочка, родненька! Не уходи! Остановись!» Люди перешептывались, говорили, что это дурной знак в тризну кидаться на жертвенных дев, не отпуская их за кромку. Кто–то из мужчин выскочил и забрал брыкающегося ребенка. Варвара билась в истерики, кусалась, пыталась вырваться пока ее матушке и другим девам жрица перерезала горло, а затем укладывала на щит подле мужей. Толпа провожающих запела ритуальную песню, которое эхо понесло над полем. Ладьи подожгли сварожьим огнем. Едкий дым повалил с бревенчатых настилов. В этот момент девочка лишилась чувств.
– Киньте ее в огонь вместе с матерью! – волхв указал скрюченным пальцем на Варьку.
Молодой ученик волхва Здебор побледнел, схватил старца за рукав, поворачивая к себе лицом и сбивчиво произнес: «Да, как же это в огонь, Лютовид? Ты матери ее обещанье дал! Сварог тому свидетель!»
Толпа зароптала. Лютовид с силой выдернул свой рукав из цепких рук юноши, нахмурил кустистые брови и сквозь зубы, шипя как змей произнес: « Никогда. Слышишь меня, малец? Никогд, я Лютовид – сын Сварога не имел договор с ведьмой!»
Старый волхв, пока народ не пришел в себя и не заподозрил неладное, схватил Варьку за волосы и поволок к горящим ладьям. Варвара больше не кричала, не было смысла и сил, всё равно никто из присутствующих не заступится. Люди стояли неподвижно. Их взгляды были осуждающие. Негоже чужеземке так себя вести на тризне, негоже осквернять память почтенных мужей. Кто–то из толпы выкрикнул, чтобы волхв быстрее закинул чужачку в кострище.
