«В роду черных магов на откровенный вопрос можно в ответ услышать лишь откровенную ложь», — утверждает народная молва. И она отчаянно врет!
Потому как в нашей маленькой семье мы друг другу не лгали. Никогда. А вот другим... Тут уж правила хорошего тона среди темных обязывали. Так что, когда у отца возникли небольшие проблемы на работе, он маме так и сказал:
— Дорогая, нам нужно развестись, чтобы спасти нашу семью.
— Интересный способ сберечь отношения, — процедила разом потомственная, врожденная и вылитая ведьма Фелиция Истрис, вставая с кресла.
Заикаться о разводе и при менее опасных обстоятельствах для мужчин бывает чревато, а уж при темной-то колдовке — и подавно.
Но лучшему наемному мастеру плаща и кинжала Немира (да что там столицы — всей империи!) было не привыкать смотреть в глаза смерти. Даже если та сейчас очень уж напоминала обликом горячо любимую жену, характер у которой был отнюдь не подарок. Да и папа — не именинник. И не бессмертный.
О последнем порой жалел не только он, но и я, его дочь, и мама… Все же работа в гильдии убийц порой связана с рисками. Правда, обычно таковые были вне стен дома. Но сейчас опасный момент должен был случиться как раз тут.
В ладони ведьмы вспыхнула воронка первородной тьмы, грозя минимум — быстрой кончиной. Но мама была максималисткой…
Отец же, бесстрастно глядя на заклинание в изящной женской руке, произнес:
— Да, сберечь и отношения, и, главное, жизни. Всех нас.
После этих слов Фелиция замерла. А тьма в ее руке начала таять. И она, поджав губы, процедила:
— А поподробнее? — И, обернувшись к едва приоткрытой двери, у которой я и шпионила, бросила: — Изи, входи уже! Похоже, намечается интересный разговор.
Я же, поняв, что обнаружена, вынужденно выпрямилась и, толкнув створку двери, вошла в гостиную, чтобы узнать, что мы крупно влипли. Все.
Отец умудрился дожить до своих лет и завести семью при столь опасном ремесле лишь по одной причине: он всегда был осторожен, соблюдал кодекс наемников и помогал уйти за грань лишь тем, кто этого заслуживал: торговцы людьми, чернокнижники, кравшие дар, а с ним и жизнь у магов, торговцы разрывными амулетами…
Вот только работая, папа нажил себе не только состояние, но и врагов. И сейчас один из них поклялся изничтожить не только отца, но и весь род Истрис.
— Поэтому-то я и хочу вывести вас из него, — подытожил папа, проводя рукой по абсолютно седым волосам, собранным в короткий хвост. — Ты, дорогая, после разрыва брачных клятв вернешься в свой род. А Изи — вошла в род мужа…
— Ты сказал «вошла»? Не войду? — уточнила я, чувствуя, что здесь не просто труп зарыт, а целый дохлый дракон. — Но я не помню, чтобы стояла у алтаря…
— Я за тебя постоял, — заявил темный маг как само собой разумеющееся. — Согласно древнему закону Исконных Земель отец при особых обстоятельствах до достижения дщерью или сыном двадцати трех лет от имени своего отпрыска может заключить за него брак. А тебе еще шесть месяцев до этой даты. Так что я этим правом и воспользовался.
— И за кого ты… То есть я вышла? — сглотнув, уточнила у отца.
— За доходягу из центрального лазарета. Туда сегодня много кого телепортировали. На границе был прорыв тварей. Их, конечно, порубили, но, говорят, приграничный гарнизон без сотни императорских паладинов не справился бы… И не все после этого боя остались целы. Так что после сражения всех переправили в столицу и… Я пошел сегодня в лазарет и выбрал того, кто в полубреду вот-вот уйдет за грань и… вывел тебя из рода, — просветил меня отец. И добавил: — Так что ты теперь не Истрис, а Дэйрис.
— Дэйрис? — уточнила я, напрягая память. Казалось, где-то когда-то я слышала эту фамилию. Или подобную? Может, так звали булочника на соседней улице? — А имя у моего супруга есть?
— Уже бывшего, полагаю, супруга, — поправил меня отец. — Парень был так плох, что до заката он точно не дожил...
— Какого дохлого тролля…
— Как тебе вообще это удалось?
Выпалили мы с мамой почти одновременно. Но отец, как мудрый политик, предпочел ответить на удобный для него вопрос — мой.
— Подкуп целителя и служителя из ратуши. Последний взял, к слову, в два раза больше, но обвенчал быстро и как положено. Даже чашу для омовения рук новобрачных приволок. Да ты сама можешь убедиться: на родовом древе исчезло твое имя. Осталось только мое и Фелиции.
— Ну уж нет, дорогой, от меня ты так просто не избавишься. Я клятву давала, что с тобой и в болезни, и в здравии, и под прицелом арбалета…
Я тоже была категорически против того, чтобы оставить папу одного. Но… он умел виртуозно приставлять к горлу противника не только клинок, но и железные аргументы. И главный из них: отцу проще будет разобраться с врагами, если он будет уверен, что мы в безопасности.
И мы с мамой это приняли. Как всякие темные, которые умеют смирить эмоции и взять их под контроль разума. Вот только Фелиция Истрис заявила, что хоть и даст развод супругу, чтобы оборвать любые родовые поисковые заклинания, но в свою семью не вернется. Уж лучше сразу на погост.
Мне сразу стало как-то жаль умертвий на том кладбище, куда переедет мама.
— Я что-то подобное предполагал, так что подготовился, — произнес папа и достал два конверта, которые и вручил нам с мамой. — Фелиция, урожденная Майлик, у тебя обнаружилось наследство от тетушки — небольшой домик на побережье Рунвирского залива. А у тебя, вдова Дэйрис, были небольшие сбережения после кончины супруга, и на них ты приобрела трактир в Вудленде.
— А почему я не вместе с Изи? — негодующе уточнила мама.
— Двоих будут скорее искать, — был ответ отца.
Вот так я и оказалась в Вудленде. Правда, до этого был один портальный переход до Джокса и… дальше своим ходом — на метле. Ибо в такую глушь можно было добраться только так. Ибо дорог здесь не было, только направления. А вот чего было в изобилии — это звериных троп. Их я то и дело замечала, пока летела над пестрым лоскутным одеялом из полей и лесов, покрывавшим холмы. Подо мной пестрели, окрашенные в тысячи — нет, в сотни тысяч — оттенков медового, рыжего, зеленого, коричневого деревья и травы, праздновавшие перелом осени. Природа уже готовилась к зиме и отчаянно не хотела прощаться с летом.
И среди этого буйства красок вилась узкая змейка разбитого, местами почти прерывавшегося тракта, который, наверное, проложили еще перволюди на заре эпох. Впрочем, и улочки самого Вудленда, до которого я добралась почти в ночи, не отличались широтой и прямотой. Они петляли туда-сюда, казалось, возвращаясь обратно, а затем резко уходя под прямым углом.
Так что когда я, спустя почти сутки лету, слезла со своей летуньи, то была, мягко говоря, не в самом радужном настроении. Поправила любимую остроконечную шляпу и сдула со лба выбившуюся каштановую прядь: вечно эти волосы лезли везде и были моим персональным наказанием. Мало того, что не кучерявые, как положено черной ведьме, так еще и не рыжие или черные, а каштановые! И ни один красящий эликсир их не брал. Да и цветом глаз я пошла не в маму с ее изумрудной зеленью, а в отца. Потому в отражении на меня смотрела обычно девица то ли с голубыми, то ли с серыми радужками. Единственное, что во мне было от ведьмы — легкость стана. Миниатюрная, тонкая, я обладала отличной метлоподъемностью. А еще могла легко и долго мчаться на своей красавице, закладывая петли в облаках.
