Совсем недавно в целлофановом пакете со случайно сохранившимися рукописями, письмами (Глеб Пакулов никогда ничего не собирал и не хранил), я обнаружила и со вниманием прочла рецензию Константина Седых от 8 апреля 1969 года на повесть Г. Пакулова «Расписка».
Суть рецензии вкратце такова: повесть надо было посвятить лучшим из лучших наших советских геологов, сильным, мужественным и закалённым людям, радующим нас открытиями полезных ископаемых. Но автор решил подойти к этому делу иначе. Г. Пакулов не нашел ни одного геолога, ни одного рабочего, чтобы они остались в нашей памяти такими героями, как П. Корчагин или лётчик Мересьев. Это повесть в основном о серых и жалких людях (кроме симпатичного Гошки – человека, с которым можно идти в бой и геологический поход). Лучше мужчин автору удались женщины. Похвалил Константин Седых диалоги: «Хороши у Пакулова диалоги. Они почти всегда лаконичны и выразительны». Так, видимо, считал и Александр Вампилов – он подарил Пакулову московское издание пьесы «Прощание в июне» (1906 г.) с надписью: «Пакулову от Вампилова как драматург драматургу».
Вывод таков: «У Пакулова есть все данные довести повесть до самой высокой кондиции, человек он, безусловно, способный, с хорошими литературными задатками. Важно ему только помнить, что он должен быть не вообще писателем, а писателем советским. Поскольку повесть имеет существенные идейно-художественные просчёты, для отдельного издания она должна быть существенно переработана».
Перерабатывать Пакулов ничего не хотел. Он более десяти лет работал геофизиком Сосновской экспедиции, не однажды попадал в ситуацию, подобную той, которую отобразил в «Расписке». Он видел всяких геологов и рабочих, и таких, которые во всех обстоятельствах сохраняют достоинство человека, видел и тех, кто не выдерживает обычных капризов сибирской природы, теряют себя в условиях оторванности от привычной среды, вынужденного безделья и т. д.
Повесть вскоре опубликовали в альманахе «Ангара» благодаря заступничеству А. Шастина, который, в пику К. Седых, на этом же писательском собрании сказал: «Разбудите меня ночью и спросите, надо ли публиковать повесть и я отвечу – надо!» (Так вспоминал Г. Пакулов.)
В 1975 г. «Расписка» и «Ведьмин ключ» вышли в Иркутске в сборнике с повестями С. Китайского «В начале жатвы» и Б. Степанова «После войны». «Расписку» напечатали с предварительным условием – Гошка должен жить. Пришлось его из-под лавины откопать. В конце повести Гошка отбивает на базу телеграмму об открытии полевого сезона. Повесть и всю книгу так и назвали – «Открытие сезона».
Сборник повестей Г. Пакулова, выпущенных московским издательством «Современник» (Глубинка. М., 1984 г.), был так лихо отредактирован неким Л. Егоршиловым, что автору оставалось лишь порадоваться, что книга до Иркутска не дошла.
На этом злоключения «Расписки» не закончились. Недавно я обнаружила, что в 2010 г. все повести московского издания Глеб Пакулов исправил по рукописям (кроме «Ведьмина ключа»). Похоже, «Расписку» автор решил приблизить к первоначальному замыслу, а главное, точнее поработать по слову. Это он любил – текст книги весь испятнан карандашными поправками, которые я с помощью лупы усердно разобрала и отпечатала. Этот текст и предлагаю издательству «Вече» в надежде, что он заинтересует и читателя.
Тамара Бусаргина
С охапкой облепленных снегом поленьев Женька, практикант-геолог, впятился в палатку, бросил их у железной печки. Поленья мёрзло стукнули об пол, скользнули в стороны.
– Устрою вам Ташкент! – весело пообещал он, отряхивая телогрейку.
– Практикуйся, студент, – кивнул геофизик Гошка. – Жар костей не ломит.
– А вошка тепло любит, – поддакнул практикант.
Гошка сидит на нарах и катает на крышке радиометра тоненькие свечи. В палатке, подбитой суконным утеплителем, сумрачно. Перед Гошкой горит фитиль в банке с топлёным жиром. Пламя на конце фитиля свинчивается и копотно уносится к брезентовому потолку.
Ещё недавно в отряде были свечи, и их жгли напропалую. Гошка тоже жёг, но аккуратно собирал огарки, плавил их и припрятывал. Теперь он катает из сбережённого парафина кривенькие свечки и сбывает их Женьке. За это студент – любитель читать по ночам – состоит при нём на побегушках. И того и другого эта игра забавляет.
– Дьяво-ол! – ноет Женька, стараясь протолкнуть в печку сукастое полено. Из дверцы густо валит дым, щиплет глаза. Студент отмахивается от него двумя руками, кашляет и плюётся.
– Хрен ты, а не дневальный! – глядя из-под упавшего на глаза чуба, кричит Гошка. – Опять коптильню устроил. Огня давай!
С противоположных жердяных нар на Женьку смотрит геолог отряда Сергей. В зыбком свете плошки лицо его тускло отсвечивает медью. У него давно болит зуб, и оттого он хмур и сердит.
– Чего орёте? – раздраженно спрашивает он, поддерживая ладонью вздутую щеку. – А ты, друг Евгений, аккуратней кочегарь. Не сдельно нанялся дымить.
Он слез с нар, отбросил полог и вышел из палатки. Студент подёргал полено, отчего железная печка скособочилась и заскрежетала в суставах жестяная труба.
– Просовувай або выбрасувай! – командует Гошка. – Ну-у!
– А я что делаю?! – орёт студент. – Сую!
– Ти-хо!.. Что за бедлам опять? – хрипло спрашивает начальник отряда. Он сидит за складным столиком в углу палатки и, низко припав к бумагам, скрипит пером. Начальник щуплый, в зелёном х/б, не сразу отличишь от брезента, и тоже дымит «Беломором», прикуривая одну папиросу от другой.
Женька каблуком сапога бьёт в торец полена.
– Но-но! – прикрикнул начальник. – Печь свалишь и сгорим за секунду. Брезент же кругом.
Студент брякнул дверцей, поправил как мог печку и скособоченную трубу.
– Грейтесь, – проворчал, размазывая сажу по лбу. – А то замёрзли от ударной работы. – Он снял с подпорного столба тозовку, клацнул затвором.
– Браконьер! Опять куропаток калечить, – пристыдил Гошка. – У них вот-вот птенцы вылупятся.
– Самцов, Гога, можно, – убеждённо отрезал студент. – Они теперь безработный элемент, трудни, как мы.
Начальник поднял голову от бумаг.
– Погода портится, – кивнул на перекрещенное брезентовыми лямками оконце. – Займись чем-нибудь другим, пересиди, а то попадешь в буран, как прошлый раз. Переживай тут за тебя, людей на поиски гоняй.
– До бурана вернусь, – натягивая свитер, ответил Женька. – От палаток далеко не уйду. Обещаю не гибнуть безвестно.
– Ну, развинтились. – Начальник покашлял в кулак. – Что в голову взбредёт, то и протяпывают. Ни распоряжений, ни техники безопасности для них не существует.
– Обижаешь, Харлампий Адамыч, – набивая магазин тозовки блестящими патрончиками, надулся студент. – Лично я все распоряжения исключительно бегом выполняю, технику безопасности, даже когда спу, повторяю.
