ГЛАВА 1.
Ранняя осень вступала в свои права. Понемногу увядала зелень природы, отдавая предпочтение в украшениях золоту и багрянцу. Эти широты страны славились жаркими днями и ранним наступлением вечерних холодов.
Пассажирский поезд подходил ночью к маленькой станции под названием «Лесная», стоянка на которой была всего две минуты. За много лет работы проводник плацкартного вагона видел всего несколько человек, заходивших в этом глухом малонаселенном пункте, и все они были из мест, «не столь отдаленных». Мужчина, предъявивший ему билет, тоже был оттуда же, и это не вызывало сомнений: темная куртка с капюшоном, черные брюки, ботинки на толстой подошве и небольшой вещмешок старого образца за плечом. Высокий, худощавый, лет сорока или чуть меньше, он поздоровался и прошел на свое боковое место в другом от проводника конце вагона. Все пассажиры уже спали. Он не стал раскладывать свою полку, просто сел по ходу поезда и устремил взгляд в темноту за окном.
Мужчина не двигался в течение долгого времени. Редкие огни полустанков заставляли его вздрагивать, словно напоминая, что теперь это другая жизнь: та, которая ушла вперед, пока он отбывал наказание.
Проводник проследовал туда-обратно несколько раз, проверил двери в тамбуре и вернулся к молчаливому пассажиру.
– Может, чаю налить?
– Спасибо, не надо, – тихо ответил тот.
– Если что-то будет нужно, я в другом конце вагона. Обращайтесь. Спокойной ночи.
Пассажир лишь кивнул ему в ответ и снова отвернулся к темному окну. Проводник, уже сидя в своем служебном купе, изучал данные, указанные на сайте напротив места, занятого только что:
– Сычев Вадим Анатольевич, тридцать шесть лет, до *** без пересадок. Чуть меньше суток в пути. Он не собирается спать совсем? Что же за его плечами, раз не идет к нему сон? Не зря говорят: чужая – душа потёмки.
С этими словами он улегся спать, пока была возможность перехватить несколько часов до того, как проснувшиеся пассажиры начнут требовать к себе внимания. А мужчина в конце вагона продолжал сидеть, привалившись к стене вагона, то закрывая глаза, то вновь распахивая их и озираясь, словно не веря, что он на свободе, и скоро увидит самого дорого в его жизни человека, ради которого прошел все круги ада.
В памяти всплывали события далекого прошлого, и сколько бы Сычев ни пытался не вспоминать то, за что получил срок, ничего не получалось. Уж, казалось бы, тысячи раз все взвешено, оценено, и вынесен приговор самому себе, а покоя душе не было. Преступление свершилось, когда ему было двадцать два, осенью, первого сентября. С той поры не любил ни это время года, ни день начала учебного процесса. Не представлял, что когда-нибудь сможет изменить свое восприятие «осенней поры, очей очарованья».
Тогда его и еще двух парней на «небольшую шутку» подбила сокурсница, которая имела конкретные цели и планы, разработанные для их достижения. Сыч – а тогда его звали только так, словно и не было у него нормального имени – не вникал в суть затеянного Евой дела. У него с ней начинались отношения, и ему хотелось добиться благосклонности строптивой девушки. Но когда это случилось слишком быстро, какие-то сомнения закрались в его сознание, однако разложить все по полочкам не хватило времени – игра уже началась. Все свелось к издевательствам над девушкой, которой сам Сыч тогда нравился и начал «пускать пыль в глаза», чтобы она доверилась ему. Так и получилось, в результате чего ее похитили, предварительно опоив снотворным. Беззащитную девушку, находившуюся без сознания, раздели и принимали рядом с ней откровенные позы, имитируя интимную связь со всеми участниками. Весь процесс был запечатлен на видео лично Евой. Жертву никто и пальцем не тронул, но со стороны все выглядело непристойно и полностью уничтожало ее репутацию. Никто из участников того действа не мог предположить, во что выльется их «шутка».
Смонтированное видео отправили отцу девушки, чтобы шантажом заставить его подписать документы о передаче или нулевой продаже его спортивного комплекса, о котором мечтала организатор преступления. Ранее она пыталась через дочь воздействовать на владельца, но девушка жестко отказала ей, чем и навлекла на свою голову беду. Однако Ева не учла того, что у мужчины было слабое больное сердце: он умер, даже не успев открыть то сообщение, лишь поняв, что с его единственной дочерью случилось нечто непоправимое. Грандиозные планы рухнули. Шантаж самой жертвы тоже ни к чему не привел; она вообще уехала из города сразу после похорон отца. Но вернулась, спустя долгие восемь лет, чтобы воздать должное виновным в поломанной собственной судьбе. И ей это удалось: все соучастники преступления попались в сплетенную ею паутину и получили разные сроки.
Незадолго до задержания Вадим снова имел связь с той самой своей бывшей сокурсницей, что организовала преступление и воплотила его в жизнь, хотя все восемь лет старался избегать встреч с ней. Но Ева обратилась к нему за помощью, и он опять не отказал ей. В результате их единственного за долгое время «контакта» она забеременела. К моменту, когда точно стало понятно, что их свидание оказалось «плодотворным», все участники преступления находились под следствием. Ева, узнав о своем интересном положении, отказывалась сообщать кому бы то ни было, кто является отцом ребенка. Даже в такой ситуации умудрялась манипулировать своим отцом, добиваясь низменных целей. Сычев, еще находясь в следственном изоляторе, отказывался давать показания, надеясь вылезти из затягивавшейся вокруг него петли. Однако, взвесив все свои грехи, и после разговора с начальником отделения полиции, решил пойти на сделку со следствием, не называя имени жертвы, а также и организатора преступления. Почему молчал? Да потому что считал себя виноватым перед Юлей, над которой они так жестоко «подшутили» – во-первых; а во-вторых, не мог представить, как будут склонять имена девушек, сыгравших в его жизни очень важную роль, перевернувших ее с ног на голову.
Дав показания один раз, потом он только молчал; отказывался от свиданий с родителями, не говорил ни слова при встрече с адвокатом, нанятым ими для его освобождения. Не шел на контакт ни с кем; поставил крест на своей жизни в тридцать лет. Эта «игра в благородную молчанку» длилась до того момента, когда ему организовали разговор с отцом Евы, что очень удивило Сыча, но отказаться от встречи он не мог. Яков Семенович и сообщил, что его дочь беременна, а имя отца будущего ребенка скрывает. Молчавший и на этом свидании Сычев сначала никак не отреагировал на новость, но потом…
«Ведь тогда сразу понял, что она от меня беременна. Просто не мог поверить в такое счастье для себя – не заслужил я того, чтобы после меня остался след на земле. Но стало страшно: а вдруг она не захочет рожать ребенка? Вдруг самые гадкие мысли придут в ее дурную голову. А она могла бы что угодно сделать с малышом, который представлял в то время всего лишь сгусток клеток. Нельзя было этого допустить. Спасибо Якову, что не испугался тогда моей реакции, больше похожей на панику или истерику. Поверил мне. Сыном назвал. Как я не умер в тот момент от боли, разрывавшей сердце! Сын… Он назвал меня сыном, а я был уверен, что тоже буду отцом сына. И ради него я должен все вынести: оказать содействие следствию, принять наказание, а главное – достойно его выдержать. Даже Яков просил о помощи при расследовании того, старого дела, а Ева уж успела еще натворить безобразий. Он не стал жалеть единственная дочь, зная лучше других ее настоящую суть, считал, что виновная в преступлении должна получить по заслугам. А его супруга в то время перенесла сложную операцию и боролась с онкологическим заболеванием… Я обещал ему. Я сделал. Не смог лишь назвать имя жертвы. Почему не смог? Только ли, потому что виноват перед Юлей? Нет. Себя обманывать уже нет смысла. Все давно ушло. А тогда… тогда я был отравлен ее беззащитностью, чистотой, невинностью – всем тем, над чем мы посмеялись, так и не сумев понять, что убили себя. Я уж точно был уничтожен. Когда она вернулась через восемь лет, сильная до безрассудства, больше похожая на смертоносную машину, овладевшую всеми видами боевых единоборств, и заставила меня жрать землю, чтобы очистить от скверны; когда разбила нос и врезала по самому дорогому, что есть у мужиков, вот тогда я понял, в кого мы ее превратили своей «шуткой». Все правильно она сделала, только мягко с нами, уродами, обошлась. И следователь тоже точно сказал тогда: «Вы все заслуживаете «вышки». Жаль, что ее отменили». Я с ним согласился. Что спасло нас той осенью от безжалостной мести нашей жертвы? Наверное, то, что она полюбила: будущий муж смог остановить огонь возмездия, съедавший ее… В любом случае, каждый человек, встреченный в то время, оставил свой след во мне. Кто-то научил бороться, кто-то ненавидеть, кто-то верить, кто-то уважать. И каждому я благодарен, потому что продолжаю жить, стараюсь стать лучше, чтобы сын не стеснялся меня. Сын. Володька. Уж пять лет ему. Яков говорил, что он знает меня по фотографиям. Но это внешние признаки, а как он отнесется при встрече к отцу-преступнику, пусть и бывшему?»
