«Когда люди столько мужества приносят в этот мир, мир должен убить их, чтобы сломить, и поэтому он их и убивает. Мир ломает каждого, и многие потом только крепче на изломе. Но тех, кто не хочет сломиться, он убивает. Он убивает самых добрых, и самых нежных, и самых храбрых без разбора. А если ты ни то, ни другое, ни третье, можешь быть уверен, что и тебя убьют, только без особой спешки»(с)
Эрнест Хемингуэй
Кто этот мальчик, чье лицо
Мне часто виделось во сне?
Да неужели это я? Ах, как все просто!
И я хочу тебя позвать,
Чтоб рассказать тебе, что я…
Но нет тебя и нет меня, есть только звезды(с)
Сергей Калугин «Звезды идут сквозь нас»
Рождество подкралось к стенам дома на Нойхаузер 126 абсолютно неожиданно и внезапно. Сперва оно топталось на подходе, напоминая о себе только в разговорах и беседах случайных горожан, затем возникло в образе гирлянд и праздничных венков, а после превратилось в билборды и рекламные щиты, развешанные по городу там и тут. От праздника скрыться непросто. Особенно от такого волшебного, как этот.
Рождество в подобные места всегда приходило издалека. Оно кралось по сонным улицам, первым снегом укрывая себе дорогу, выглядывало из книг и открыток, вспыхивало в праздничных фонариках, отпечатывалась в инее, что остаться поутру на стеклах. Когда это случалось, можно было сказать только одно – это была уже не подготовка, а настоящее наступление праздника на маленький городок.
Сонный маленький Глёкнер готовился к Рождеству – такое оживление здесь было очень редким явлением. Обычно все волнения обходят его стороной. Но только не Рождество. Рождество в Германии – общенациональный праздник. В этой стране двадцать пятого и двадцать шестого декабря являются нерабочими днями, но многие компании и фирмы останавливают свою работу с двадцать пятого по тридцать первое декабря. Сейчас закончилась последняя рабочая неделя, наполненная предпраздничными хлопотами и рождественской суетой. Во дворах переливались елки, центр города был ярко залит огнями, справа и слева по улицам, тут и там, теперь тянулись ряды маленьких киосков и магазинчиков, горящих неоновыми вывесками и яркими рекламными щитами. «С Рождеством, Глёкнер!», «Счастливых праздников!», «Скидки и распродажи!». Приближение празднества уже не просто витало в воздухе, оно уже было здесь, рядом.
Особенно это было заметно в частном секторе, напрямую примыкавшем к набережной, рядом с которой пролегала трасса в сердце города – обычно, украшать дома в Глёкнере начинают уже с первых чисел декабря. На деревьях и стенах домов вывешивают гирлянды и разноцветные фонари, а на двери жилищ помещают праздничные венки с разноцветными лентами. На подоконники выставляют светящиеся домики и деревянные фигурки. Стекла украшают рисунками снежинок и фразами пожеланий. Клеменс Тиштель всегда считал это наивной и глупой затеей, но признавал, что даже в этом есть своя прелесть, и некий домашний уют.
Так было всегда, но только не в этот високосный год, который Клеменс Тиштель совершенно не заметил. Триста шестьдесят шесть дней пронеслись в одночасье, превратившись в унылую серую рутину, из которой он никак не мог выбраться. События этого года, а особенно его завершение, выбили бы из колеи и человека куда более крепкого, чем он сам. Да, конечно, он понаделал ошибок, и расхлебывать их теперь предстояло ему одному. И избавиться от этого ощущения он не мог даже в праздничную ночь. Не помогала даже его хваленая выдержка и хладнокровие, благодаря которым он сумел вырваться из нищеты в свое время – стресс последних дней был слишком велик. Оттуда и совершенные ошибки.
Рождество не задалось изначально. В довершение не выпал даже первый снег, а какое Рождество может быть без снега? Еще одна монетка в копилку неудач этого проклятого года, последний элемент, чтобы собрать единую картину проблем и выиграть бинго. Клеменс уже не мальчик, и давно перестал верить в чудеса, но в глубине души надеялся, что завтра, поутру, ничего из того, что произошло за последнее время, не будет. Оно растает, смоется, растворится и исчезнет, словно дурной сон. Он проснется, откроет глаза, поцелует Викторию, обнимет сына и просто забудет обо всем, что случилось. Как это было бы здорово!
Да уж, иначе, такой праздник надолго запомнится ему, да и его жене. Интересно, как отреагирует Виктория, когда обо всем узнает?
Клеменс сплюнул, снова закурил, уперев голову в ладонь. До него доносился детский смех, звучала музыка – рождественские мультфильмы последнее время раздражали его, поэтому он решил не подниматься к Ральфу, своему десятилетнему сыну на второй этаж. В гостиной, где перед зеркалом прихорашивалась его жена, было слишком светло, и он сидел на кухне, бесцельно глотая один стакан виски за другим. Конечно, напиваться перед тем, как отправляться в дорогу – дурная затея, но он вернулся домой не больше четверти часа назад, и никак не мог справиться с дрожью в пальцах. Или слишком замерз, или слишком перенервничал. Или и то, и другое.
Виски совсем не имело вкуса. Клеменс проглотил сдобренную льдом порцию, взглянул на часы и плеснул еще стаканчик. Кажется, стало немного теплее, и мысли в голове начали обретать более-менее осмысленные формы. Просто удивительно, как может переломиться жизнь человека всего за две недели – уму непостижимо. Прежде он писал такое только в сценариях для своих фильмов, чьи постеры украшают его рабочий кабинет на втором этаже. Но одно дело только думать, представлять, угадывать, а совсем другое – столкнуться с этим лицом к лицу самому.
Клеменс передернул плечами, отставил стакан в сторону, мутным взглядом обвел стойку минибара, натолкнувшись на миску с печеньем. Традиционное печенье с предсказанием на Рождество – это ли не банально? Он косо усмехнулся, взял одно, повертел его в руках. Печенье имело форму подковы, внутрь которой кладётся полоска бумаги с написанным предсказанием для того, кому достанется лакомство. Обычно такими вещами занимается хозяйка дома, но Клеменс знал, что Виктория уже давно не касалась вопросов готовки. Она преуспевающая модель и актриса – какое ей дело может быть до обычных семейных радостей?
Скорее всего, печенье испекла домоправительница, или, что еще хуже, купила в ближайшем супермаркете. Клеменс разломил печенье, не заботясь о том, что добрая половина крошек летит прямо на пол, вытянул послание, повернувшись к свету, прочитал его.
«Рождественские праздники будут полны веселья и настоящих чудес!» гласила жизнеутверждающая надпись. Клеменс скомкал пожелание, швырнул его под ноги, снова налил полстакана, подождал, пока лед немного охладит напиток. Вот уж в чем, а в веселье он не сомневался. Даже наоборот, был уверен, что оно скоро начнется. Может быть, даже в эту самую ночь.
