-Так ты в пятницу улетаешь в Австрию? – идеально нарисованные брови Ксении Гавриловны взмывают вверх настолько, насколько это возможно с таким количеством ботокса во лбу, – Виктор, так интересно…
Она поджимает подправленные косметологом губы, силясь сказать больше, но не может устроить допрос при его деловых партнерах. Как и высказать свое возмущение. И все же вспыхнувший гневный румянец и дрожащий бокал кампари в руке выдает ее с головой.
– Я бы тоже поехала, развеялась…– ее улыбка напоминает оскал клоуна из «Оно». Меня даже слегка передергивает.
–Это деловая поездка, Ксюш, – отрезает мой шеф, разваливаясь в кресле и строго смотря на жену. «Держи себя в руках, дура, и не лезь» – светится неоновая надпись у него на лбу.
– Я проторчу на заводе все три дня и сразу домой. Нечего тебе там делать.
–Я бы погуляла…– ее губы начинают подрагивать. Последний кампари явно был лишний. Виктор молчит, показывая, что обсуждать тут нечего. Она смотрит на него влажными стеклянными глазами, потом переводит блестящий взгляд на меня.
– А кто еще поедет? – и в упор. Словно хочет во мне дырку просверлить. Я с безмятежным видом отпиваю свой мартини. Разбирайся со своим старым боровом сама. Думаешь, мне в радость?
– Ланской еще, – пожимает плечами Виктор Павлович, упоминая своего коммерческого, – Полина Елисеевна, Павлик, Лина… Да вроде все. Больше и не нужен никто.
На Лине взгляд Ксении Гавриловны из лазерной указки трансформируется в световой меч джедая, и лоб все-таки начинает жечь. Я не выдерживаю и отворачиваюсь, потянувшись за канапе.
–Ну конечно, – хрипит жена, поджимая губы, – Больше тебе никто не нужен…
– А кто еще? – рычит Виктор, начиная раздражаться и поглядывая на сидящих рядом партнеров, – Коммерческий, экономист, пиарщик и переводчица- секретарь. Все по делу. Погуляешь потом, Ксюш. На кону ярд почти. Некогда будет по бутикам шастать.
И Виктор Павлович отворачивается от нее, вступая в разговор с Ленским и Козловым, чтобы поняла, что больше обсуждений не будет. Я кладу на место канапе, так и не откусив. Аппетит полностью сходит на нет под ее пристальным взглядом. И делаю длинный медленный глоток мартини. Ксения Гавриловна внимательно следит за тем, как дергается мое горло, глотая. Наверно, мечтает, чтобы я подавилась. Я и сама была бы не против, если бы не брат. Эх… Как жаль, Ксения Гавриловна, что нет у вас такой власти над мужем, чтобы этот старый козел ко мне не лез. Очень- очень жаль…
– Извините, Виктор Павлович, я отлучусь, – обрываю зрительный контакт с его женой и поднимаюсь с дивана, оправляя юбку. Замечаю, как взгляд Ленского мельком пробегается по ногам. Еще один. При отце только в лицо смотрели.
–Да, Линочка, конечно, – голос шефа, обращенный ко мне, моментально становится приторно-сладким. Отчего передергивает и меня, и его жену.
Я картонно улыбаюсь в ответ и на деревянных ногах выхожу на палубу, после сворачиваю за капитанский мостик в курилку. Надеюсь там никого. Все эти лица, взгляды, разговоры. Стошнит сейчас. Хочется просто посмотреть на Неву: на разводные мосты, на волшебно подсвеченные набережные, на темные быстрые воды. Хочется тишины.
Мне везет. Шум банкета здесь приглушен, народу немного, и я даже нахожу неосвещенный тихий закуток под какой-то лесенкой. Запах речной воды и ветер, ударивший в лицо, слегка отрезвляют. Я прикрываю глаза, вбирая ночную прохладу. Зябко, но то, что нужно. Стою так с полминуты, потом тяжело выдыхаю и лезу в клатч за пачкой сигарет. Если бы папа узнал, что я курю, он бы меня убил, наверно. Вот только его нет уже как год и ругать меня некому. Чиркаю зажигалкой и делаю глубокую затяжку. Какая все-таки дрянь. И я, и сигарета. Я опираюсь о свежевыкрашенную стену капитанской будки и устремляю рассеянный взгляд на Петропавловку, мимо которой мы сейчас плывем.
–Вот ты где…
–Твою мать! – от неожиданности сигарета выпадает у меня из рук, и огонек приземляется на чулок, прожигая дырку.
–Испугалась? – мурлычет подвыпивший шеф и тянет ко мне свои пальцы, похожие на сардельки. Я уверена, что мое лицо сейчас полыхает раздражением. Но когда это его останавливало.
–Виктор Палыч, – говорю я осуждающим тоном, поджимая губы, и впечатываюсь в стену с такой силой, что позвоночник начинает саднить, – Люди…
–Нет тут никого, Линочка, – его масляные от коньяка глаза блестят так же, как влажный от слюны рот, – Такая ты куколка в этом платье…Куколка…
Он все-таки обхватывает меня за талию и тянется влажным поцелуем к шее. К губам уже давно не тянется. Я в губы не целуюсь. Как Джулия, мать ее, Робертс из «Красотки».
–Виктор Палыч, – повторяю на повышенных тонах. Упираюсь в его рыхлые плечи, пытаясь оттолкнуть. Но куда моим пятидесяти против его хмельных ста двадцати, – Не сейчас! Вы слышите? Виктор…
–Твоя девка дело говорит. Отпусти ее, козел старый, – звенит слева, и мы оба оборачиваемся, моментально застыв.
–Ксения, ты что тут? – шеф медленно отстраняется от меня и поправляет съехавший на бок галстук, потом подтягивает сползшие с живота брюки. Волком смотрит на жену из-под нахмуренных кустистых бровей.
– Сказал, вернусь сейчас.
Я готова сквозь землю провалиться, а ему даже не стыдно. Недоволен только, что помешали. Я прикрываю глаза, мечтая освоить телепорт или хотя бы слиться со стеной.
– А то, Витенька, что в следующей раз фотки сделаю и без штанов тебя оставлю, понял? – Ксения Гавриловна переходит на визг, – Хотя они и так похоже на тебе не сильно-то держатся.
– Ты мне это, Ксеня, брось, – ворчит шеф, забывая обо мне и беря жену под локоток, – Не было ничего. У Алины платье зацепилось, помочь попросила. А насчет без штанов, так я и сам на тебя свору своих юристов напустить могу. Поедешь в бабкину хату в Гатчине, поняла? Так что хватит мне тут…Пошли лучше…Потанцуем что ли…
И они удаляются, как ни в чем не бывало. Я слышу лишь обрывки фраз.
–Уволь ты ее…Ну, Вить…
–Дурная что ли? Она ж дочка Андреева, как я могу? На улицу ее теперь? Я только в память о друге… Да и переводчица она хорошая, не задарма же держу! Толковая девка…
Меня передергивает, и я снова прикрываю глаза, подставляя пылающее лицо ночному ветерку. Благородный Виктор Палыч. Помочь он решил, молодец. И я ведь верила. Первые два месяца. «Спасибо» ему чуть ли не каждый день говорила, в рот смотрела. Думала, мне повезло наконец после стольких бед. Смерть отца, банкротство, долги… Верила. Пока он меня в первый раз в офисе не зажал.
Я потянулась за еще одной сигаретой. Помню, что он мне шептал тогда. Что долги мои закроет, что даст на Мишку, на школу его частную, на хоккей. Что для брата ничего не изменится. Чтобы дом снимала с продажи и машину оставила, только дай…
