Все события, описанные в этой повести основаны на реальных фактах еще мало известных широкой публике даже сегодня. Изменены имена действующих лиц и некоторых населенных пунктов. Всякая схожесть героев повести с реальными людьми является почти случайной.
Автор
Четверг, с 6 до 8, Хадонг, пригород Ханоя.
Я проснулся от мата, точнее от удивления. Мало того, что исполнитель монолога был довольно визглив, но, прежде всего, был полным дилетантом в области лексикона. Ни один сапер, а тем более подрывник-диверсант не мог быть так примитивен и визглив одновременно. Сапер ругает бомбу или ракету, которую разряжает, степенно, уважительно и, главное, весьма разнообразно. Те, кто допускали многочисленные повторы или пытались кричать, а тем более визжать при этом важном процессе, увы, уже не имели возможности исправиться. В джунглях во время стычки с такими же идиотами, как мы сами, диверсант ругался азартно и выразительно, даже по рации. Ни один спец из их сраного ЦРУ не понял бы смысла ни единого сообщения, зато мы все секли и потому, а бывало, что только поэтому мы были живы и могли совершенствоваться в этой отрасли великого и могучего русского языка.
Вот такие мысли пришли мне в голову, точнее чугунную гирю, которая еще вчера (точно помню) была моей головой. Открывать глаза и отрывать эту гирю от подушки очень не хотелось, но любопытство сгубило даже кошку. Противомоскитная сетка над кроватью была наполовину поднята, и я увидел натурального Джеймса Бонда, как его представляли наши инструкторы, которые на специальных просмотрах видели фильмы о нем, а потом пересказывали нам их содержание, делая главный упор на жутком вражеском нутре этого супермена. Не знаю, как выглядел Бонд на экране, но этот был в классической тенниске и хлопчатобумажных китайских брюках цвета хека серебристого из наших родных гастрономов. От натуги он раскраснелся, и внушительного вида кулаки были сжаты до побеления. Видать рассердился сильно. По виду он тянул на полкана из Москвы, так как наш Командир робко (если это слово вообще можно было применить к Командиру) стоял у него за спиной и дико вращал глазами, приказывая мне не открывать рот и молчать, как тот самый хек серебристый.
Вообще-то я смекалистый, и потому молча и очень стремительно вскочил с койки и встал перед полканом как лист перед травой. Мало того, я даже попытался отдать четкое воинское приветствие. К сожалению, на мне не было не только какого-либо головного убора, но даже трусов (жарковато в этой стране), то полкан взял еще на полтона выше и орал уже что-то совсем несусветное. Командир и проснувшиеся ребята с интересом наблюдали за бесплатным спектаклем, и я старался, как мог перед публикой. Якобы сконфузившись, я резко, по-американски, отбросил ладонь от головы и зацепил ею противомоскитную сетку, которая свалилась на меня и полкана – у Командира реакция что надо и он отскочил в сторону. Завывания старшего по званию были совершенно заглушены громовым хохотом наших парней, а уж они-то ржать умели как, впрочем, и многое другое, о чем этот московский инспектор только мог подозревать.
Наконец, расправившись с сеткой, он приказал явиться к Командиру через час, но не в таком ненормальном виде. При этом почему-то ткнул пальцем в сторону самого низа моего живота. Что он нашел там ненормального, я не понял – все мои знакомые девушки как раз единогласно утверждали, что где-где, а тут у меня все было абсолютно нормальным и надежным. Но не станешь спорить со старшим по званию, да и свидетельниц вызвать было бы трудновато, далеко все-таки. А здешние ни бельмеса не смыслили по-русски и смогли бы выразить свой восторг лишь закатыванием миндальных глаз и нечленораздельными для нормального европейского уха восклицаниями.
Когда они уже выходили из комнаты, Командир повернулся и каким-то жестким казенным голосом четко произнес: «Ровно через час – ко мне». Ох, не понравился мне этот его тон… Ясно, что не за вчерашнюю пьянку пойдет речь, а о последнем рейде, когда мы закопали Славку за двести километров отсюда в этих проклятых джунглях, Дениса с его простреленной рукой вообще отправили домой, а я отвалялся неделю с разбитой головой (благо она у меня крепкая) в местном госпитале. Ох, не нравилось мне все это…
Нацепив для порядка на себя шорты и майку, я побрел в радиорубку, как мы обычно называли совершенно недоступное для большинства ребят помещение радиостанции. Автоматически набрав секретный код замка, я так же автоматически отстучал телеграфом по кнопке звукового сигнала еще один код. Замок негромко клацнул, и я вошел в знакомую до мелочей комнату. Приемники все работали одновременно и только такой слух, как у моего напарника Кольки мог одновременно слышать все и, если нужно врубать запись какого-нибудь интересного диалога между пилотом и диспетчером где-нибудь в Дананге. А Колька занимался любимым делом – что-то паял. Страсть к рационализации у него было неистребима, где-нибудь в конструкторском бюро, а не здесь, в вонючих джунглях, ему бы цены не было. Но там сидели другие люди, Колька доводил до ума их хитроумные электронные разработки без всякого специального образования, кроме радиотехникума. Проклятые цэрэушники, если б знали о Кольке, специальную группу захвата не пожалели бы для него, но гении обычно прозябают в неизвестности и Колька не был исключением.
Легонько хлопнув его по плечу в знак приветствия, я получил столь же лаконичный ответ в виде кивка головой – руки его были заняты паяльником. Я с удовольствием вдохнул знакомый запах разогретой канифоли и открыл холодильник – предмет нашей гордости и зависти всех остальных ребят. Мы его использовали не только по прямому назначению, но и как кондиционер – в сорокоградусную жару, да еще когда наша суперсовременная электроника в виде сотен радиоламп добавляла в тесной комнатушке пару-тройку лишних градусов. При круглосуточном дежурстве засунуть голову во чрево нашего спасителя хоть на несколько минут, было просто спасением от примитивного теплового удара, перед которым пасуют все, даже, наверно легендарный Джеймс Бонд.
Но у меня там хранилось еще одно лекарство от головной боли, радикальное, как гильотина – запотевшая глиняная бутылка гнуснейшей в мире рисовой водки. На заморские деликатесы в виде «Столичной» или «Московской» наших скудных финансов не хватало. Обходились и рисовой.
Я поставил бутылку среди груды радиодеталей перед Колькой и сказал со всем великодушием, которое мог себе позволить в этот тяжкий момент.
– Бери. Закрывай свою богадельню, Кулибин, и выпей за мое и свое здоровье, чтоб оно нам еще понадобилось.
Колька обрадовано и недоуменно поднял глаза от своего очередного радио шедевра.
