Я видела, как изменились её глаза. Засветились изнутри светом, приобретая жёлтые искорки по краю радужки. Из уголков глаз текли слёзы, а она улыбалась. Правда, всего несколько мгновений.
Её нашли быстро. Не продержалась и нескольких дней. То-то же – не стоило нести всякую чушь с постаментов в глухую толпу. Сначала медики. Родители. Друзья. Говорили, говорили, убеждали. А затем – ОНИ. Её знание, её слова подтвердились. Она умела творить маленькие чудеса. И она была счастлива. Теперь её смогут услышать больше человек.
Я видела, как её нарекли пророком. Как все сильнее разгорались искорки в глазах. Ведь она была рада – нести открытие людям.
Чужие руки поместили нимб над головой, пририсовали крылья. Она больше не улыбалась, ведь её Слова меняли на ходу, поворачивая в нужную им сторону. Я говорила, остерегаться. Разве она меня слушала? Нет. Но дух борьбы и веры в ней был слишком крепок.
Я видела слёзы – не те, искренние и радостные, а полные боли и недоверия. Люди не слышали. Не хотели, не могли или не желали. Я видела, как гасли искры в её глазах. Как шевелились губы в пустой попытке вновь предостеречь.
– Я говорю, а они не слышат. Я бьюсь об их стену мелких проблем, – взгляд рассеянный, скользит сквозь меня. А из уголков глаз вновь текут слёзы боли. Я видела, как она трогает кончиками пальцев припухшую, саднящую скулу и морщится. Сегодня на неё поднялась рука. – Да я знаю, что большое складывается из малого. Но ведь то, что хотят они, и того больше, того малого, что я прошу. Любви ближнему, уважения. Они не слышат не только меня, но и друг друга. Слышишь?!
Я слышу. Но молчу в ответ, слушая сбивчивую исповедь упавшего ангела.
– Они все идут и идут. Воскреси, верни, исправь. Как же они не понимают, что первого я не могу, а второе и третье лишь зависит от них самих. Соверши чудо, – губы кривятся в грустной улыбке. – Чудо в них, а они похоронили его под горой обид и непонимания. Счастье в них не успевает проклюнуться, как гибнет под гнетом ненависти и боли, что льется отовсюду. Неужели весь наш мир – такой? Боже, а ведь так было просто… Я так хочу научить и помочь, но как учить того, кто не хочет делать ничего сам, уповая лишь на меня? Я не Бог, я лишь проводник, – она машет рукой и отводит взгляд. Несколько минут стоит тишина и, кажется, что она сдаться окончательно.
Погас нимб, опустились крылья. Я видела, как горько мерцали её глаза. Но нет, она встаёт, шутливо кланяется и вновь идёт вперёд.
Она вновь вернулась на парапеты, шептала, опустив низко голову. Шепот разносился по толпе, но лишь некоторые подходили ближе. Осмеянных не любят.
– А ты знаешь, – продолжает она наш прерванный разговор через несколько дней. – Я ошиблась. Не все люди разучились говорить и слышать. Хотя говорить то могут все… Да и то не всегда верно. Сегодня встретила паренька – молодой, в руках скрипка. Его музыка похожа на мои Слова. Я долго наблюдала. Лишь несколько людей остановились дослушать. И их глаза светились. Они слышали его. Не чудо ли разве?
Те, кто хотел слышать – слышали.
А люди… Люди давили, просили, кричали, ненавидели. Я видела, как она валилась с ног от усталости, но все равно поднималась на следующий день и шла обратно.
– Эти волны продолжаются. Я не боюсь ни успеха, ни падения. Лишь не донести Знание. Любите, смотрите, слушайте и слышьте. Я ведь не многого прошу. Из мелочей вырастает большее, – она устало опускается на пол и трет глаза, напоминая в этот момент ребенка. – Но с каждым днем неслышащих больше. Их сердца очерствели, а разум забит надуманными проблемами. Они собираются толпами и прогоняют меня. Мне жаль их. Я могла бы до них достучаться. Но их толпа, и мой глас тонет в их гневном крике.
Круг слышащих не становился больше. Ее губы все реже посещала улыбка, а голос хрипел от попыток быть услышанной.
– А еще дети. Дети всегда чисты. Они еще не научились прятать сердце за броней. В их глазах я вижу те же искры. Как жаль, что в большинстве своем они гаснут. И как же хорошо, когда я вижу взрослых, с солнечными искрами в глазах, – она слабо улыбается. – Сегодня мне удалось поговорить на несколько минут дольше.
Толпы растут. Я вижу, как она безмолвно сжимает кулаки, а по вечерам тихо всхлипывает в подушку. Ей тяжело. Она пропадает на два дня, заставляя меня мучиться в неведении.
Когда она возвращается, я вижу в ее глазах свет. Нестерпимо яркий и брызжущий наружу.
– Я научила говорить и слышать две половинки целого. Они останутся здесь.
Она продолжала учить людей слышать себя и друг друга. Кто хотел – смог. Я видела, как она шла вперед снова и снова. Пока однажды не пропала.
Говорят, её все ещё можно найти в лесах, а отрывки записей всплывают иногда, появляясь из ниоткуда.
Говорят, слышащий человек всегда сможет найти к ней путь.
Я больше не видела её. Ведь я не смотрю больше в зеркала.
– Мама, мама, а почему небо не падает? – слышится топот маленьких ножек по деревянному полу, и из-за стола выглядывает светловолосая макушка. – Папа сказал, это фи-зи-ка, – старательно выговаривает малыш, и я улыбаюсь. – И что я позже пойму. А я хочу сейчас!
– Иди сюда, – я откладываю шитье и подхватываю сына на руки. – Папа тоже прав. Но я, – подмигиваю, – расскажу тебе маленькую тайну.
Он радостно хохочет и цепляется ручками за шею, пока мы идем к выходу. Наш домик недалеко от поля, благо лето и мы живем в деревне. Отходим недалеко, до пригорка. Я стелю прихваченный плед и сажусь. Сын нетерпеливо ерзает и дергает за подол платья.
– Мама, скорей! Мне же интересно! Ну почему?
– Маленький почемучка, – я улыбаюсь и трусь носом о носик малыша. – Смотри. Что ты видишь?
Он разворачивается и торопливо осматривается. Я прижимаю его спинку к груди и смотрю вместе с ним. Поле злаков перед нами чуть колышется от ветра, раскрашенное лучами заходящего солнца. Красота. Небо радует теплыми цветами: рыжим, жёлтым, розовым. Давно я не смотрела на закаты… Как хорошо, что сейчас выбрались.
– Ничего, мам! – детский голосок звучит расстроено. – Наше поле, солнце и ко-лос-ки.
– Посмотри на солнышко, – я поглаживаю его по ручке, успокаивая, и продолжаю. – Видишь лучики?
– Да. Их очень много!
– Эти лучики тянутся к нам, вот сюда, – я касаюсь рубашки сына напротив сердца. – Они тянутся к нашей доброте, к нашей любви. Понимаешь?
– Да. Мам, а лучики не дают небу падать? А ночью как? Лучиков же нет? – он встревожено оборачивается. – Ночью небо упадет?
– Нет, маленький. Наше солнышко уходит от нас и идет к другим людям. Протягивает лучи к добру, которое есть в человеке, и не дает небу упасть.
