– Пожалуйста, отдохни.
Блондинка в белом пальто, сидевшая в ряду у эвакуационного выхода, обернулась.
Одутловатый гражданин с синюшным лицом из ряда кресел по левому борту с трудом привстал и, сопя, начал проталкиваться между поджатыми ногами своей спутницы и спинкой впередистоящих кресел.
"Зачем к иллюминатору забираться, если выйти не можешь? Все равно не смотришь, – она в очередной раз похвалила себя, что села у прохода. – И ведь лезет же, так уверенно. Не смущается". По провисшей складчатой шее толстяка пошли красные пятна. Маленькие утопленные глазки, пытавшиеся разглядеть собственные ботинки, еще больше утонули в щеках. Он тяжело дышал открытым ртом.
"Что вообще можно прочитать на таком лице?" – блондинка недоуменно окинула взглядом женщину пыхтевшего самовара.
– Отдохни, милая, – вдруг нежно, глубоким бархатным голосом изрек тот и наклонился к спутнице. – Отдохни, я буду рядом.
Он с галантной уверенностью поднял податливый подбородок подруги и поцеловал её в губы.
Блондинка быстро отвела глаза, отвернулась и, испытывая странное замешательство, постаралась вернуть лицу нейтральное доброжелательное выражение: приподняла уголки губ, прищурила глаза и запустила под них душевности. Предметы расслабленно расползлись.
Толстяк продрался, наконец, в проход, протиснулся вперед и, к ее удивлению, плюхнулся в кресло перед ней. Пол под ногами дрогнул. Она напряглась. По коленям бодливо толкнулось, и корпус содрогнулся еще раз. Затем раздался хрюкающий короткий звук, лысоватая круглая макушка над спинкой покрутилась из стороны в сторону.
"Ворочается, – поняла она. – Надо ж, как пол ходит. И сколько пассажиров с таким весом? А если двигатель не потянет?" Самолет начал проседать. Она обреченно ощутила, как между сиденьем и копчиком образовалась зыбкая пустота. Задержала дыхание, сглотнула, выпрямилась и сильнее вжалась пятками в пол. Стало легче.
"Они же перетягивают на себя, таким-то весом" – самолет неожиданно накренился. Она натренированно собралась и выложила железный аргумент, что толстяк теперь посередине, – самолет быстро и послушно выровнялся. Проконтролировав угол наклона, она открыла глаза.
"Это хорошо, что он пересел. Теперь все будет нормально, – равномерное гудение придавало сил. – Нормально. Если он один. А если их много? Кто это учитывает? Если они все соберутся на одной стороне, мы же перевесим". Она тревожно огляделась.
В ряду напротив щуплый парень в очках читал книжку. Позади него, в среднем кресле, в накинутой на плечи темной куртке, подперев кулаком щеку, сидела женщина толстяка. Отрешенно смотрела в пространство, туманно улыбалась, казалось, все еще смакуя затяжной поцелуй.
Блондинка разом ощутила все складки своего перекошенного страхом лица. Она поджала подбородок и невольно пробежалась глазами по женщине: безвозрастная, волосы короткие, без краски, кудряшки, довольно угловатая. Ну грудь. Она снова одернула себя и заставила отвернуться.
Пол тоскливо подвывал. Блондинка сложила губки бантиком и обратилась направо к своему спутнику. Он вглядывался через пустое кресло в тьму за стеклом.
– Скажи, пожалуйста…
Он, казалось, не слышал.
– Скажи, пожалуйста, – повторила она громче.
– Да, – он повернулся и, вопросительно приподняв бровь, посмотрел на нее.
– Я понимаю, что… – она помолчала. – Я понимаю, но… М-м… Как определяют общий вес багажа и пассажиров?
Он внимательно и долго изучал ее.
Не беспокойся. Это безопасно. Наш самолет пуст.
Она обвела глазами салон. В сумраке над спинками возвышались редкие тени.
– Почему так мало людей? Ночью летать опаснее?
Он промолчал.
Она помолчала тоже. Постаралась успокоиться и переключить мысли. И вдруг, не сдержавшись, неожиданно для самой себя спросила:
– Может быть, мы можем поменять билеты назад?
Он снова наклонил голову и устало и отстраненно взглянул на нее.
– Я просто спросила. Я просто прошу тебя подумать еще раз о сроках.
– Сроки – это, кажется, единственное, о чем я думаю, – холодно ответил он и снова отвернулся.
Она осеклась, опустила глаза, отодвинулась вглубь сидения и принялась натягивать туже ремень безопасности.
– Да, это, кажется, единственное, о чем ты думаешь, – сказалось все так же как-то само собой.
– Ты не понимаешь? – сдавленно зашипелось сбоку. – Ты не понимаешь, я потеряю сотни евро, тысячи!
– Я понимаю, – она повернулась и спокойно и прямо встретила его взгляд, – Я. Понимаю, – она с усилием разделила слова. – Но можно постараться перенести сроки.
Параллельные морщинки, пересекавшие его лоб, собрались гармошкой:
– Да?? Их нельзя перенести, – наконец выдохнул он.
– Ну тогда можно попытаться вернуть часть заказов. Если они не могут соблюсти сроки, они должны вернуть деньги, – она не думала сдаваться.
– Ты совсем не понимаешь. Они не могут вернуть деньги, они могут только перенести сроки.
Короткая логика, за которую она пыталась удержаться, выскальзывала из рук.
– Прости, я запуталась. Ты только что сказал, что сроки перенести нельзя.
– У них свои правила.
– Так можно перенести сроки или нельзя?
– О Боже, ты ничего не понимаешь.
Кресло впереди захлебывающееся всхрапнуло.
– Тише, – она сделала большие глаза, выразительно кивнула в сторону самовара. Во взгляде мелькнули озорные огоньки.
Он нетерпеливо дернул головой, откинулся на спинку и снова отвернулся к тянущимся по темному небу тучам.
Побродив глазами по торчащей скуле, она взяла его за руку и погладила по сухой, собирающейся под пальцами в складочки коже.
– Это от мыла. У меня крем есть, – она помолчала. – Прости. Может я, действительно, не все понимаю.
– Ты ничего не понимаешь, – он по-прежнему перебирал что-то за окном.
За ним, вплывая в растянутую синь, тяжело скользили придонные плоские рыбы.
Она гладила его руку, переворачивая ладонью вверх и вниз, он не отнимал. Потом поднесла ко рту и поцеловала.
Он повернул голову:
– Вот что ты делаешь? Самолет не обрабатывали.
– Я люблю тебя.
– Зачем назло делать? Совсем ничего не понимаешь.
Он вытащил из маленькой мужской сумки пачку салфеток и гель, быстро смочил и обработал руки. Потом капнул по капле на ее подставленные ладони.
Блондинка дождалась, пока он закончит, потерла запястья друг о друга перед его носом и вытянула губы трубочкой в его сторону.
Он сердито глянул, вытер салфеткой ее и свои поручни и сосредоточенно принялся складывать назад в сумку пузырьки и пластиковые упаковки.
Она вздохнула, положила голову ему на плечо. Тонкая костюмная шесть прыгала под ухом. Она приподнялась.
– Прости, – он повозился еще, устраиваясь поудобнее и, отвернувшись, закрыл глаза.
Она тихонько смотрела на него. На острые уши и пульсирующую жилку на шее. Он обернулся:
