Эта повесть началась с одного короткого рассказа «Пять минут до Победы», который я написал к 9 мая 2012 года – под впечатлением обрушившихся на меня фактов.
Что знал я о той Войне? Какие-то цифры, оставшиеся в памяти со школьных уроков истории, кадры кинохроники, сериал «Семнадцать мгновений весны» да несколько книжек прочитанных в детстве…
Что знал я о бойцах трудового фронта: детях, женщинах, стариках, ковавших оружие Победы в тылу? А ведь это они вкалывали всю войну по двенадцать часов. Ежедневно; без выходных, отпусков и больничных. Это они умирали от голода у станков в холодных цехах эвакуированных заводов. Это они – выстояли и победили!
Истории о выживании в тылу, в нашем городе, во время войны потрясли меня. Я решил продолжать. Писал рассказ за рассказом, главу за главой. Так появилась повесть, основанная на реальных событиях. Её вы и держите в руках.
Здесь использованы факты и цифры, письма, даты и имена, почерпнутые мною из документальной литературы. Список источников приведён в конце книги. Прототип главного героя повести Витьки – мой отец Василий Александрович Демышев (29.12.1929 – 03.04.2020 гг.). Более 50-и лет он трудился на филейском заводе. Истории из его жизни положены в основу сюжета книги.
Некоторые молодые (да и не очень молодые) люди, прочитав повесть, не верили. Они заявляли: автор сгущает краски, такого не могло твориться в нашем городе! Видно, горькая правда о жизни в тылу так шокировала их, что они, сытые и беззаботные, решили, что я сильно преувеличил. Всех неверящих отсылаю к задокументированным воспоминаниям ветеранов. Поговорите с немногими очевидцами, что пока ещё живы, и вы поймёте – действительность была гораздо страшнее.
Благодарю своего отца Василия Александровича и всех ветеранов, бойцов трудового фронта, поделившихся воспоминаниями. Я искренне признателен неравнодушным читателям, требовавшим продолжения истории про Витьку.
Благодаря вам написана эта повесть.
Пять минут до Победы (пролог)
Долгий протяжный звук мешает пятнадцатилетнему Витьке спать. Так хочется оставаться в сладком забытьи… И тут до него доходит: это же заводской гудок!
В ужасе откидывает Витька тёплое лоскутное одеяло, вскакивает с постели, разложенной на полу, начинает судорожно накидывать одежонку на худое тело.
Мелькают тревожные мысли: «Бабушка не разбудила. Как она там, жива ли?» Но тут же слышатся хрипловатые причитания из-за печки:
– Витюша, прости, проспала я, расхворалась совсем. Боже, помоги…
Но Витьке некогда объяснять старушке, что «Бога нет»: он уже вылетает из дому и мчится к проходной.
И почему же на нашем 32-м заводе гудок такой слабый? В избе – почти не слышно! Вот на КУТШО гудок что надо, мёртвого разбудит! А мамка, как назло, в эту неделю в ночную смену работает, уж она ни в жизнь не проспала бы! А так пока отработает, да с Шинного пешком до Филейки доберётся – так ещё часа два пройдёт.
Он бежит что есть мочи, стараясь огибать дорожную грязь, прыгает через лужи. Спотыкается о кочку и чуть не плачет от боли, ударившись ногой, на которую вчера упала тяжёлая заготовка детали для авиационной лебёдки.
«Сегодня самый неудачный день!» – думает Витька. Третий год он на заводе – и ни разу не опоздал. Идёт война, и, как все трудоспособные кировчане, он «пашет» по двенадцать часов без выходных. Не раз бывало, что по нескольку дней не выходил из цеха, когда сменщик болел. Просто ложился у станка поспать часика три – и дальше работал. И план всегда давал – а тут!
Бегут драгоценные минутки, а в памяти мелькают обрывки грозных статей из многотиражки «Заводский большевик» с суровыми приговорами врагам народа.
Конечно, за небольшое опоздание судить не будут, но выговор объявят точно. Да зарплату урежут на полгода процентов на двадцать. А в семье ещё два брата да две сестры, и все младшие, не работают ещё, да бабушка больная. На батю ещё в сорок втором похоронку получили. Вот и выходит, что они с мамой вдвоём семью тянут; каждая копеечка дорога.
Всё больнее ступать, да и «дыхалка» кончилась. Витька ковыляет быстренько мимо стройбатовской столовки, мимо барака военно-учебного пункта. Глаза слезятся от обиды.
«А вдруг есть Он, Бог-то?» – проносится в Витькиной голове. И тут же, словно боясь передумать, он шепчет: «Боже, помоги!». И снова пытается бежать.
Цель близка. У маленькой деревянной проходной многолюдно, не протолкнуться. Рабочие стоят, слушают оратора. До запыхавшегося Витьки, наконец, начинают доходить обрывки фраз: «благодаря героическим усилиям нашего народа…», «фашистская Германия полностью разгромлена…», «подписан акт о безоговорочной капитуляции…»
Витька всё ещё как в тумане, нога болит, сердце колотится. Он слышит слова, но не совсем понимает смысл. В голове по-прежнему крутится: «Быстрее в цех, к станку!» Как вдруг где-то на краю сознания проносится: «Победа!» И тут до него по-настоящему доходит: «Войне конец, мы победили! Победа!!!»
Он слушает ораторов, видит улыбающиеся возбуждённые лица, хлопает в ладоши, кричит со всеми громко: «Ура!!!». А в голове радостно пульсирует: «Победа! Победа!! Победа!!!»
По такому случаю объявляют выходной. Люди начинают расходиться. Где-то уже играет гармошка. А Витька всё стоит и смотрит в небо. Порхают неизвестно откуда взявшиеся в начале мая снежинки; наверное, из-за них глаза опять чуть мокрые.
Как хорошо, кажется, впервые за эти годы, никуда не спешить. Просто стоять и смотреть в небо…
Погожий летний вечер. Редкие барашки-облака мирно пасутся на синем поле небосклона. А небесный пастух Солнце, кажется, совсем позабыл о них.
Несёт вдаль тёмные воды река Вятка, делая на извилистом пути один поворот за другим. Разные они; в основном – плавные, но изредка случается и крутой. Течёт себе река мимо старинного города, который когда-то носил её имя, течёт к Филейке – северной окраине Кирова. Вот и жизнь людская иногда похожа своими поворотами на течение реки. Никто не знает, что ждёт его за очередным поворотом.
Трое ребят отправляются на рыбалку «с ночевой». Ничто не предвещает беды.
Закатав повыше штанины, пацаны перебираются по отмели через неширокую Курью. Ещё чуток, и они выходят на пустынный берег Вятки напротив Симоновского острова. Тут-то и ожидает их загадочная находка. Огромный, из брёвен в два ряда, почерневший от времени плот. Половина его покоится на песчаном берегу. Рядом торчит воткнутый длинный шест.
– А поплыли на ту сторону рыбачить, там же лучше! – сходу кидает идею бесшабашный Кузя.
– Ага, а когда хозяин поймает, так уши надерёт! – останавливает порыв друга Мирон. Из них троих он самый старший, целых тринадцать годков!
