Первое, что я вспоминаю из раннего детства – свою улицу в посёлке, пролегающую вдоль реки Самары. Одноэтажные домики с палисадниками у фасадов, пыльную дорогу летом и привычную грязь с лужами в непогоду.
Как-то в погожий весенний денёк я гулял на улице у калитки, мама белила в палисаднике фасад дома, смотрящий на дорогу одним окошечком, которое поблёскивало на солнце радужными зайчиками.
Наблюдал, как она ловко управляется с побелкой, и самому хотелось поработать щёткой.
На просьбу дать мне поработать, мама предложила найти другое занятие, сказав, что я испачкаюсь, и что мне еще рановато, вот подрасту, тогда она будет рада моей помощи.
Насупившись, стоял и не знал, чем заняться. Но вдруг увидел, как напротив нашего дома скрипнула дверь в высоких воротах, из нее вышел соседский мальчишка. Он был старше меня года на два, мы не дружили, но тот махнул рукой, подзывая к себе.
Я подошёл к соседу, который как-то заговорщицки спросил:
– Хочешь конфету?
Я кивнул. В послевоенное время, да ещё в сельской местности мы не были избалованы лакомствами…
Он сбегал внутрь, выйдя за ворота, вручил мне на зеленой крючковатой палочке нечто красное, изогнутое и утончённое на конце, сказав, чтобы я откусил.
Не ожидавший подвоха, я откусил хвостик, чуть разжевал и… ай, ай!
Слёзы брызнули из глаз, во рту заполыхало адским огнём. Я заревел.
Соседа это развеселило, он расхохотался, показывая на меня пальцем, приплясывая и приговаривая: «Обманули дурака на четыре кулака!»
Прибежала испуганная мама. Увидев в моих руках стручок красного горького перца, вырвала его, отбросив в сторону. Схватив за руку, быстро отвела домой и стала промывать водой нестерпимо горящий рот.
Так я получил свой первый в жизни урок коварства…
Из того раннего периода жизни в памяти осталось ещё несколько важных событий.
Запомнились вечерние молитвы мамы под образами у коптящей лампадки, истовые поклоны.
А однажды мама решила нас с братом Славиком покрестить. Было мне тогда лет пять-шесть. По её настоянию, отец согласился на трудное по тем временам путешествие в соседнее село Платовку, где была единственная церковь на всю округу.
В памяти запечатлелась картинка: мы едем на телеге всей семьёй по оренбургской степи – степи моего детства.
Была поздняя весна или начало лета, точно не помню, всё цвело и благоухало. В тех краях уже к июлю неистовое солнце выжигает траву до обугленного состояния, особенно вдоль железной дороги Оренбург-Куйбышев (теперь Самара). Рядом с «железкой» асфальтовая трасса, появившаяся здесь гораздо позже.
И вот мы едем по грунтовой проселочной дороге, по наезженной колее из красноватой суглинистой почвы.
Я смотрел на нескончаемую степь, на небо без единого облачка, слушал пение жаворонков, восхищался порхающими бабочками и стрекозами, пролетающими мимо нас. Не выдерживая, спрыгивал с телеги, пытался ловить их и кузнечиков, бежал за телегой или впереди её.
Хотя мы выехали из дома очень рано, прибыли в село только к вечеру.
Помню озабоченное лицо отца, мечущегося в поисках ночлега, поскольку уже темнело.
Постоя на квартире он не нашёл, всё уже было занято, поэтому мы разместились в большом сарае у церкви, где находилось много людей. Они лежали вповалку на земле на своих подстилках, кто на соломе. Эти люди тоже приехали со своими нуждами: крестить детей, на исповедь, другие повенчаться, приурочив события к церковному празднику, кажется, это была Пасха.
Отец, не мудрствуя, по-крестьянски бросил на земляной пол большого сарая, с соломенной крышей охапку сена, где уже устроилось много приезжих. И мы улеглись на душистой сухой траве. Я лежал и видел, как в распахнутые двери сарая заглядывала луна, наблюдал яркое звёздное небо, ощущал запах остывающего знойного дня…
На этом воспоминания тают. Как крестили, что говорил батюшка, как возвращались из церкви, всё это кануло в небытие…
Не знаю почему, но правду говорят, что родная земля тянет к себе неодолимой силой. Без всякого преувеличения скажу, будучи более взрослым, когда приехал уже взрослым с Кавказа на родину, у меня словно крылья выросли, хотелось кричать от переполняющего душу необъяснимого, щенячьего восторга.
Так было и в последнее моё посещение родных мест в двухтысячном году…
По нашей с женой просьбе муж сестры моей жены возил на своей машине к родственникам, по тем местам, где родились и жили родители жены и ее сестры.
Прибыв на родину их отца – Макара Елизаровича, искупались в озере, где я, ни с того, ни с сего стал кричать утробным криком во всю силу молодых легких. Так мне стало хорошо, невероятные чувства заполнили все мое существо, я кричал и хлопал по воде ладонями. Обеспокоенные родственники смотрели удивленно. Володя, муж сестры крикнул:
– Ты чё орешь, с тобой все в порядке?
Я понял, что выгляжу странно, замолчал. И еще долго плавал, нырял, а они, видимо, поняв мое состояние, терпеливо ждали, пока я охлажу свой пыл…
В другой день мы отправились на Соль-Илецкое озеро, посмотреть место, где с давних пор ведётся промышленная добыча соли.
Плавая, принимая солевые ванны. В нем невозможно утонуть, настолько оно насыщенное.
На обратном пути заехали к Виктору – старшему брату по матери в небольшой поселок Сырт, где перекусили и пообщались, поговорили, вспоминая прежние годы.
Не знал я тогда, что это была последняя наша встреча… Я теперь жалею, что не успел задать множество вопросов о родителях, о том, что помнит он и что теперь не даёт мне покоя…
Глупая детская самонадеянная беспечность. В молодости мы еще полагаем, что жить будем вечно, что всё ещё успеем наверстать…
В те же годы запомнилось, как мы на Рождество ходили с ребятами нашей улицы по домам – славить Христа. Под предводительством старших и под завывание вьюги, гурьбой, перебегали от двора ко двору.
Смутно помню тревогу, что не знаю слов рождественской песни, пока не поделился со старшим товарищем своим опасением. Он сказал мне, что это не столь важно, главное, чтобы я открывал рот, пытаясь подпевать, произнося хотя бы отдельные слова.
Стучимся в очередной дом. Нас пустили на порог радушные хозяева. Ребята постарше бодро затянули:
Коляда, коляда
Отворяйте ворота,
Доставайте сундучки,
Подавайте пятачки.
Хоть рубь,
Хоть пятак,
Не уйдём из дома так!
Дайте нам конфетку,
А можно и монетку
Не жалейте ничего
Накануне рождество!
Малышня, и я в том числе, стояли в общей толпе, подтягивая за старшими.
Каждого одаривали, чем могли.
После посещения нескольких дворов, наше пение стало уверенней, и гостинцы обильнее посыпались в карманы.
Какие тогда были гостинцы, я плохо помню, кажется, это были кусочки колотого сахара, перепадали также пирожки с мясом или капустой, а то просто деревенская краюха хлеба, мелкие монеты, очень редко – конфеты.
