Глава 1. Много лет тому назад
«Начиналась совсем уже сказка. А у сказки свои правила».
Владислав Крапивин
«Далекие горнисты»
Если бы не было книг Владислава Крапивина, наше детство все равно состоялось бы.
Но не было бы в нем той высокой и правильной ноты, которая помогает оставаться человеком во взрослой жизни.
Мы скупо говорим о детской литературе.
Или потому, что литературного критика (человека взрослого) давным-давно отволновали вопросы, встающие перед ребенком.
Или материал для критика не тот.
Нет возможности искать второй смысл.
А то и третий…
Да и сама атмосфера произведений для детей напоминает «мир растений».
А мы всё дальше от социального вегетарианства.
Но есть детские писатели, к творчеству которых применить слова «тишь да гладь» невозможно.
Крапивин.
Поговаривают – и не в порядке комплимента, – что в его книгах слишком ясно обозначено то, что он хотел сказать.
Отвечает он, дескать, на «детские вопросы» однозначно и определенно.
За что тут критике ухватиться?
И в итоге – истинный писатель обделен вниманием.
Судьба всех провинциальных писателей?
Несмотря на то, что даже в Японии…
Но читатели-то любят его.
Тянутся сердцем к нему.
К его героям.
И такие письма пишут Владиславу Крапивину, какие могут писать только ему.
А читать книги Крапивина трудно.
Душу можно поранить.
Расцарапать зажившие болячки совести.
Легко и приятно читать ремесленные опусы, где и автору, и героям, и читателю обеспечены комфорт и уют.
А крапивинские «счастливые финалы» – от уверенности автора, что справедливость все равно восторжествует.
И от желания автора не убить страхом потребность в подвиге у мальчишек.
Психологический комфорт в произведениях Крапивина есть.
Но это не самоцель для писателя и его героев.
Это – короткий привал.
Главное – драка.
Ее цель – человеческое в человеке.
Это – комфорт особого рода, когда у героев отсутствуют инстинкты собственничества и самосохранения.
Могут возразить: вся детская литература имеет эту черту.
Должна, видимо, иметь вся.
Но так ли это на самом деле?
Подросток понимает написанное Крапивиным.
А взрослый читатель поначалу теряется: юный герой живет не по взрослым правилам.
Его идеалы – другого порядка.
Они еще не потускнели.
Еще не потерты жизнью.
И герой Крапивина сопротивляется всему, что способно эти идеалы снизить, притушить, извратить.
Так что же? Дифирамбы – Крапивину?
Небезопасно.
Если вспомнить хлесткую статью А. Разумихина «Правило без исключений, или Прозрачная злость и интеллигентные мальчики Владислава Крапивина» («Урал», 1982).
Там мальчикам и писателю досталось, по сути, за высокие идеалы и за верность этим идеалам.
Исповедуя принцип «хочешь жить – умей вертеться», заслонив идеалы идеей приспособленчества, к героям Крапивина подходить нельзя.
Как нельзя, скажем, к лирической поэзии подходить с мерками деловой прозы.
«Идеальность» героев Крапивина – основной упрек упомянутой статьи – понята была как нереальность.
А писатель на такой «реальности» никогда и не настаивал.
«Бешеный комплекс полноценности» крапивинских мальчишек, сила их братства – как раз то, что привлекает юного читателя, принимающего единство реальности и вымысла без усилий.
Сначала – это естественная тяга к прекрасному («Флаг отхода», «Оруженосец Кашка»), оформление представлений о том, каким должен быть мир.
Затем – пора отстаивать этот мир («Колыбельная для брата», «Мальчик со шпагой»).
А с определенного момента – для максимальной отчетливости позиции героя и обострения конфликтов – писателю стала необходима помощь чудесного, волшебного.
Контраст идеального и обыденного усиливался элементами фантастики, чуда («Тополиная рубашка»).
Итак, в начале – романтический (и даже, элегически нежный) мир (цикл «Флаг отхода»).
Рассказы этого цикла рождались в разное время.
Объединяет их не столько общее место действия или флер бесконфликтности, сколько высвеченность двух линий: романтика, детство.
Мальчишки и романтика.
Эти две линии в творчестве начинающего писателя были отчетливы уже в 1960-годы.
Единству их Владислав Крапивин верен и в последующих произведениях, доказывая своими книгами, что романтика, в его понимании, – не просто «выражение возвышенных настроений и стремление к идеалу».
Романтика у Крапивина – это средство противостояния неправде, несправедливости, пошлости, средство победить в человеке то темное, что уродует душу.
Романтическое в такой трактовке – то, что лепит из ребенка личность, нацеленную на созидание, а не на разрушение.
В «Парусах» писатель говорит о том, что умение видеть мир удивительным, разноцветным, обещающим открытия – это не только признак детства.
Это – черта любого талантливого, деятельного и бескорыстного человека.
Увы, многие утрачивают, взрослея, это умение, а с ним и бескорыстие, созидательную активность, талант или степень талантливости.
Этическое же кредо Владислава Крапивина – как раз в этих чертах личности, в таком умении видеть мир.
Поэтому ему так дороги герои, характеры которых закаляются и испытываются в обстоятельствах необычных.
Поначалу эта романтика созерцательна, декларативна («Флаг отхода»).
Со временем система романтических принципов в произведениях Крапивина развернется и усложнится.
Необычному, романтическому, чудесному писатель отводит всевозрастающую роль в раскрытии своих замыслов и принципов, прежде всего этических («В ночь большого прилива», «Голубятня на желтой поляне»).
Главное, что находят для себя мальчишки в романтике – свобода.
Свобода, необходимая для поддержания чувства собственного достоинства.
Без это чувства человека нет.
