Подходя к дому, я увидел летящего человека. Он летел, как мне показалось, прямо над моей головой, растопырив руки и совершенно беззвучно. Мгновенье замерло, как будто освещенное фотовспышкой. Мне даже показалось, что он завис и не движется. В его позе не было ужаса или напряжения, он напоминал любопытного ныряльщика над морским дном. Еще секунда – и он грохнулся в кусты между деревьев и стал невидим. Вечер струился теплым ветром; мирно вращались стрижи; пульсировала тихая музыка из окон. Я посмотрел вверх. Наверняка он выпал из одного из верхних этажей.
Подходили люди: молодая пара, пьяница, лицо которого плавно перетекало в нос неестественной бледности, женщина с младенцем неприятной наружности.
Неприятной наружности – это относится к ним обоим. Еще пара непримечательных мужчин. Мужчины раздвинули колючие кусты и мы увидели полуголое тело, с виду совсем целое.
Мертвый человек стоял на корточках; голова была опущена. Он свалился прямо в куст и теперь ветки не давали ему упасть. Загорелая очень худая спина, ни жира, ни мышц; оттенок загара серый, землистый, нездоровый. Какая разница, здоровый или нет? – теперь это тело, возможно, еще теплое, не имело никакого отношения к здоровью. Вот так мы живем и вот так мы умираем. Секунда – и кто был всем, стал ничем. Или по-другому: кто был никем, тот стал ничем. Может быть, движение крови еще не совсем прекратилось, еще сокращается кишечник, проталкивая пищу, бывшую с утра такой вкусной, еще растут волосы и ногти, еще бурлит в крови бешеный всплеск адреналина, еще мозг, задыхаясь, глотает последние пузырьки кислорода, а душа уже говорит последнее «прощай» своему бренному обиталищу и расправляет онемевшие крылья для полета. Самое сложное создание природы, вершина творения начала превращаться в прах. Кто-то уже вызвал милицию.
Милиция явилась быстро и меня попросили остаться, чтобы что-то подписать.
Эксперт осторожно ощупывал тело, приподнимал конечности, диктовал фразы о невыраженном пока трупном окоченении, о предполагаемом времени смерти и прочее в том же духе, а я думал о том странном обстоятельстве, что эту смерть я ждал и почти что мог предсказать, хотя не знал ни усопшего, ни событий его жизни. Это довольно трудно объяснить, но, если вы встречались с подобными феноменами, вы меня поймете.
Все началось дней десять или двенадцать назад. Символы этой, в то время еще будущей, смерти начали просачиваться в мою жизнь. Первое, что я могу вспомнить – это уличная выставка картин, где я оказался совершенно случайно. Одна из картин изображала именно это мертвое тело, то есть, предсказывала будущее почти на две недели вперед. Я умею запоминать образы, это часть моей работы. Я совершенно уверен, что десять дней назад на картине неизвестно какого художника я видел именно это тело, именно в этой позе; я видел именно этот больной оттенок кожи, именно этот вечерний свет в колебании зеленоватых теней. Картина называлась «молящийся в траве» или «молитва среди трав». Что-то в этом роде.
Еще тогда я остановился и обратил внимание на чуть неестественную, какую-то болезненную позу склоненного тела, странный выворот локтей и ступней. На удивительный, гипнотизирующий оттенок зеленого цвета. Именно этот оттенок зелени сейчас создавали проблески вечернего солнца сквозь неплотную листву молодой березки. Я попытался вспомнить детали той картины: засыхающие высокие ветвистые травы, скорее осенние, чем летние, цветная мутность по краям, и в небе, за головой молящегося, висит блестящая металлическая сигара, ярко освещенная заходящим солнцем. Неопознанная летающая чепуха. Вот и все. Я скорее поверю в деда мороза, чем в летающие тарелки.
Но после картины было и многое другое. Вскоре какая-то наша дальняя знакомая попала в реанимацию, от того, что решила разобрать стену, а на нее свалился потолок. В тот же день было сообщение в новостях, о том, что в Израиле обрушился банкетный зал и десятки людей погибли. Еще тогда я обратил внимание на совпадение. Все эти дни в нашем районе было много похорон, так много, что засохшие пионы сейчас вяляются почти на каждой улице. Позавчера одна женщина рассказала о том, что в детстве пробовала выпить яд, а вторая сообщила, что пыталась выброситься из окна. Снова из окна. Я подслушал этот разговор случайно и он не давал мне покоя, потому что события явно разворачивались в сторону смерти, смерть проступала в каждой детали, она была во всем и везде, как сырость в подвале или запах свежести после грозы. Что-то должно было случиться.
Кто-то должен был умереть. Я не преувеличиваю. Замечать подобные вещи – моя профессия.
Эксперт попросил подписать бумажку и я подписал. Долго искали простынь, потом положили на нее тело. Тело было холодным и отвратительным на ощупь. Было в нем что-то лягушачье. Что-то тоскливое. Мертвое запрокинутое лицо напоминало кожистую морду черепахи. Странно, но никаких внешних следов падения и удара.
Когда мы клали тело в кузов, из полуоткрытого рта хлынула черная кровь. Как будто что-то порвалось там внутри.
Все события в мире имеют не только причинную, но и символическую связь. Не знаю как вы, а я в это верю. Чего стоят одни только словесные совпадения:
Чернобыль и черная быль. Вы можете найти множество таких примеров. Названия мест часто предсказывают события этих мест. Имена людей часто отражают их характер.
Судьба играет мелодии наших жизней, ударяя по клавишам красивых совпадений.
Шесть лет назад я еще был женат. Окончательный скандал, который привел к разрыву, начался из ничего: мне в руки попал вкладыш от магнитофонной кассеты, я его повертел в пальцах и одна из полосок отклеилась с края. Мои пальцы действовали сами собой – так бывает, когда ты крепко задумаешься и имеешь в руках мелкий предмет. Итак, я задумался и мои пальцы вертели бумажный вкладыш от кассеты. Ситуация вполне безобидная, кажется безобидной, но из нее получился скандал и развод. Мои пальцы оторвали полоску и она оказалась клейкой. Потом они захотели ее наклеить и наклеили сразу, так быстро, что интеллект не успел включиться и помешать. Так как полосочка была белой и почти незаметной, я наклеил ее на белые обои возле себя – уже наклеивая, я подумал, что снять не получится, потому что она оторвется вместе с обоями. А через пару часов моя благоверная нашла настенный календарь с фотографиями пошлейших актрис, разорвала на листочки и захотела повесить на стены. Она прилепила эти листочки скотчем на белые обои, а потом я заставил ее снять – но обои отрывались вместе со скотчем.
Точно так же, как они отрывались с клейкой полосочкой от кассеты. Десять лет в комнатах никто не портил обои и вдруг это было сделано дважды в течение двух часов и сделано одинаковым способом. Причем мы это сделали независимо друг от друга.