Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щёголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над нами царствовал тогда…
А .С. ПУШКИН.
«Евгений Онегин. Десятая глава»
I.
О нём мы очень мало знали,
А если точно – ничего.
Спецслужбы бережно скрывали
От нас деяния его.
Сначала слабо просочилось,
Как чадо зрело и училось,
Беря Дзержинского в пример
(И всех, кто был из этих сфер).
Поздней в Германии Восточной
Он делу Феликса служил
И сил немало приложил
(По информации неточной).
И вдруг воспитанник ЧК
Стал первым другом Собчака.
II.
С чем рыцарь ленинский сражался,
Пока в жестокости не сник,
То возрождать упорно взялся
Его далёкий ученик.
Но чем сильнее он старался,
Тем гуще грязью обливался
Санктпетербургский демократ;
И вот уж жизни он не рад;
Уже грозят ему решёткой,
Подписан ордер на арест,
Вот-вот на нём поставят крест.
Но в силу чьей-то мысли чёткой
(И связей) бедный человек
В Европу совершил побег.
III.
Пока беглец живёт в Париже,
А вместе с ним и вся семья,
С его помощником поближе
Мы познакомимся, друзья.
Казалось бы, его дорога
К концу подходит, если строго;
А наш герой, как на метле,
Летит, – и вот уж он в Кремле.
Тогда усердно золотили
Узоры залов и палат.
Был этому всех больше рад
Пал Палыч. Золотистой пыли
Садилось более всего
На пальцы толстые его.
IV.
И пальцы эти так блестели,
Как блещет в молниях гроза!
Но видеть их не захотели
Чекиста острые глаза.
Увы, могли они ослепнуть,
А взгляду надо было крепнуть,
Чтоб в нём однажды заблистал
Почище золота металл.
И только этот факт случился,
Как наш удачливый герой,
Опять приласканный судьбой,
Вдруг на Лубянке очутился —
Главой того, что выше сил
Всю жизнь свою боготворил.
V.
И только службу он возглавил
И мир хозяйски оглядел,
Как тут же случай предоставил
Арену для великих дел.
Повсюду, как с цепи сорвались:
Мол, власти вдрызг заворовались,
А президентская семья,
Так та совсем через края…
К тому ж выплачивать зарплаты
В стране не стали; гнев вскипал;
Вздымались, как девятый вал,
Врачи, шахтёры, депутаты;
И Рохлин молча обнажал
Цареубийственный кинжал.
VI.
Гроза означенного года
Настала – кто тут нам помог?
Остервенение народа,
Барклай, зима иль русский бог? —
Нам вновь помог герой наш скромный.
С своею армией огромной
И сплошь невидимой к тому ж,
Наколотил он уйму груш.
Шахтёры на мосту Горбатом
Не стали касками стучать.
«Езжайте деньги получать», —
И те разъехались по хатам.
(А получили или нет,
Для всех для нас пока секрет).
VII.
Писаки, что взахлёб клеймили
Заворовавшихся тузов,
О многом как-то вдруг забыли
И рты закрыли на засов.
Да ведь и то – пример упрямый:
Один из них, настырный самый,
Лететь куда-то захотел,
Да больно плохо уж взлетел…
И депутаты, депутатши
(Одна из них в подъезд вошла
И до квартиры не дошла)
Притихли, приуныли так же.
И Рохлин будто и не жил —
На даче голову сложил.
VIII.
И лишь на Западе бузили:
Пал Палыч! Ельцин! Криминал!
Арестовать счета грозили;
Опять щелчок, опять скандал.
Во всё влезали, словно свёрла,
Ещё чуть-чуть, и сдавят горло,
И словно встарь – давай спасай
Нас всех, зима или Барклай.
Однако до того Барклая
Нам далеко, как до Луны.
И сами мы уже должны
Себя спасать… Но шутка злая —
Наш кэгэбист и в этот раз
Россию от позора спас.
IX.
Премьер-министров как перчатки
Меняя, первый президент
На мастере железной хватки
Остановился в тот момент.
Закинув в угол пыльный веник,
Скакзал: «Вот Путин, мой преемник.
Прошу, друзья, любить его
Как бы Барклая самого».
И только свежеиспечённый
Барклай принялся за дела,
Еще одна гроза пришла.
Мочёный, но недомочённый,
Чеченец, отойдя от ран,
Как тать, напал на Дагестан.
X.
И где-то, мол, на редкость прямо,
Он заявил, что всем на страх
Воздвигнет Цитадель Ислама
На русских издавна горах.
И это будет кровной местью
За годы рабства и бесчестья,
Что горестно несёт Чечня
С того злопамятного дня,
С тех лет ермоловских, что были
Шагами первыми войны
И уж за далью не видны, —
До дней Басаева Шамиля,
С которым экстремист Хаттаб
Возглавил исламистов штаб.
XI.
И мы преемника узнали,
Когда не наши повара
Орла двуглавого щипали
У дагестанского шатра.
Он боевые вертолёты
Всей тучей бросил на высоты;
Он на чеченских поваров
Наслал спецназовских орлов;
Он все стреляющие «грады»
Направил дружно на врага.
Всё в прах – и горы, и луга!
Но, жаль, захватчиков отряды
Сквозь смертоносное кольцо
Прошли… чуть опалив лицо.
XII.
Но что там? Месть за неудачу?
Взрывается ночная тьма,
И в стонах, ужасе и плаче
Жилые рушатся дома.
Власть в этом видит след чеченцев,
Сепаратистов, отщепенцев
И террористов наконец.
И мы как гнева образец
Приводим афоризм премьера:
«Мочить – в сортире!» (то есть тех,
Кому мочёным быть не грех).
Для назиданья и примера,
Чтоб зло прикончить на корню,
Войска вторично шлют в Чечню.
XIII.
Но нынче этот вход вторичный
Был далеко уже не тот;
Не сумасшедший, а отличный —
Таким признал его народ.
И чем сильней Чечню давили,
Тем все вокруг довольней были,
И – аж до всхлипа, аж до слёз —
Авторитет Барклая рос.
Но, если всё же правды ради,
То ниже мы признать должны,
Что часть ликующей страны
Была тогда не в авангарде:
Она считала, что война
Нам вовсе даже не нужна.
XIV.
Она и нынче твёрдо верит,
Что тот налёт на Дагестан
Был не налёт, по крайней мере,
А хитрый ход, подвох, обман.
И Дагестан, и тут же взрывы
Рождали мощные порывы
Из гнева, страха и вражды,
Которые, как вал воды,
К войне препоны разрушали,
Но уж военные дела,
Шамильский дух спалив дотла,
Власть вороватую спасали
И позволяли, так сказать,
Ещё прилежней воровать.
XV.
В те дни в печати утверждалось
(Какой геройский взлёт в судьбе!),
Что это всё осуществлялось
Согласно планов ФСБ;
Мол, с Березовским сам Волошин
Был к исламистам в пекло брошен
За деньги их уговорить
Погуще кашу заварить;
И прогремевшие теракты,
Мол, дело тех же грязных рук;
Обычный кэгэбэшный трюк;
Не более; и есть, мол, факты;
И даже Лебедь, генерал,
Об этом где-то вслух сказал.
XVI.
Но в это не хотелось верить,
Как в жуть и кровь тех славных дней,
Когда полки дзержинских, берий
«Взрывали» мирный быт людей:
Расправами над кулаками,
Доносами и «воронками»,
Расстрелами во тьме ночей
И чёрным адом лагерей…
И тем тревожным сообщеньям
Значенье мало кто придал.
Шёл на Чечню военный вал.
Копился счёт людским мученьям.
И о походе новом том
Враньё тучнело с каждым днём.
XVII.
И чем жирнее, тем тяжеле.
О русский глупый наш народ,
Скажи, зачем ты в самом деле,
Как бы воды набравши в рот,
Властям кремлёвским веришь, веришь
И бездну лжи их не измеришь,
Хотя под ней почти уж век
Страдает русский человек…
Начало сей эпохи гнусной
Своим явленьем освятил
Ульянов (Ленин). Малый был
Авантюрист, драчун искусный,
Кто Русь в семнадцатом году
Предал бесплатному труду.
XVIII.
Его сменил Иосиф Сталин.
Коварен, непреклонен, крут,
На новую ступень поставил
Сей новый вождь бесплатный труд.
Он этим мощь страны умножил,
Но пол-России уничтожил,