Вот уже несколько часов Люба поглощена черным полотном космического простора, где звезды не видны людским глазам из-за своей чрезмерной отдаленности. Если бы не достижения науки, то человечеству солнечный системы ИМБ никогда не был бы ведом хоть какой-то признак жизни вне их маленького мира. И вот она все смотрит и смотрит, вновь подавленная тоской от несбыточной мечты совершить путешествие в открытый космос вместе со своей матерью. Единственный раз аналогичный нынешнему отлет с планеты произошел при иных условиях: ее погрузили в глубокий сон, дабы срезать для нее трехмесячный путь между планетами до мгновения. Заснув на планете Опус, Люба проснулась уже на планете Кома, где они с мамой планировали начать новую жизнь. Это было слишком давно, пусть и кажется событием недавним, чуть ли не вчерашним. Вот Люба и сама не понимает, почему сейчас ее так трогает эта уже несбыточная мечта, исполнение которой было ей неподвластно с самого начала. Легкими заключениями она приходит к выводу, что дело не в причинах внезапного отлета с Комы, пусть те и остаются главным вопросом не только сегодняшнего дня, но и, пожалуй, будут ключевым предметом грядущей дискуссии с капитаном орбитальной станции Эфир на предмет изучения спутника Комы Целестин. Вот это и является главным источником ее неровного эмоционального состояния, пропитывающего мысли самым примитивно-детским страхом с помесью возбуждения перед грядущими неотвратимыми переменами. Спутник Целестин станет либо конечной точкой ее слишком долгого и непростого пути, либо же наконец-то даст возможность по-настоящему начать новую жизнь. Почему-то здесь у нее нет ни капли сомнений. Как и нет сомнений в том, что они заручатся поддержкой Эфира в их походе на спутник. Но не из-за некоего доброго ощущения, рожденного в момент объятий безмятежного космоса, – нет, тут все иначе: либо Эфир пойдет навстречу, либо его заставят, ибо ставки за последние два дня возросли достаточно высоко, чтобы не чураться жертв на пути к цели.
Сама не заметив, Люба машинально вытерла редкие слезы со щек, удивившись их наличию уже по итогу действия. Угольная чернота Вселенной была видима ею впервые вне планет, так что, увлеченная этим чистым контактом, она пережила целую гамму эмоций с важными заключениями. Вновь она познала чуть ли не физически прикосновение времени, уместившего в какие-то два часа ожидания целую историю приспособления чувств и размышлений. Возможно, впервые она благосклонна к тому, как бог времени одарил ее своим вниманием в этот уникальный момент ее жизни, помогая космосу скрыть ее от преследующего всю жизнь одиночества. Приложив руку к небольшому иллюминатору, Люба уже хотела вслух сказать богу судьбы: «Скоро увидимся».
– Иди за мной. – Люба обернулась и увидела Бэккера, чей тяжелый взгляд происходил от вполне оправданного недоверия в ее адрес. Если он тридцати лет от роду, был почти лысым, худым и словно грубо вырезанным из камня, с глазами пережившего слишком многое, то она же, скорее ближе к изящным пятидесяти, была его противоположностью – необычайно красивая, добрая и при этом неподвластная пониманию, словно существо из иного мира. Они были двумя сторонами одной истории, разобраться в границах и влиянии которой мало кому будет подвластно, что в каком-то смысле сохраняет для нее хоть какую-то интригу вокруг этого человека.
– Не считай меня врагом.
– Если бы считал, то не стал бы звать на переговоры с Эфиром. – Произнесено это было с тягучей претензией, аккуратно подчеркивающей недоверие к ней. Таков он был: дерзкий, своевольный, привыкший полагаться на упрямость в любой момент. И сейчас она спровоцировала его на доказательства своей правоты одним спорным для него утверждением, запустив запоздалый процесс официального знакомства, где в первую очередь надо отработать сделанные друг о друге заключения. Остается просто подыгрывать, спокойно одобряя его попытку утвердить свой авторитет перед ней. Кивнув, она позволила ему двинуться дальше, ибо согласие с ним, как и покорность его воле, необходимо было показать.
На этом звездолете, который помог им выбраться с Комы, не было гравитации, что вынуждало ее привыкать к невесомости в кратчайшие сроки. Еще одно новое ощущение, разделить которое она по-детски хотела с мамой. Этот приятный образ упущенного единения помог скоротать те недолгие пять минут, требующиеся для передвижения прямо к шлюзу на станцию Эфир. Состоящая из шести больших отсеков станция удивляла Любу своим одновременно простым и изящным дизайном, впечатляя яркими тонами многофункциональных систем, встроенных в стены, пол и потолок. Ощущение открытия давно укоренилось в ней лишь с негативной стороны, сулящей суровый путь адаптации с неопределенными границами влияния на ее жизнь. Но тут получилось вспомнить, что такое радоваться этому новому, а не бояться непредвиденных последствий. На какие-то несколько минут это получилось распробовать без плохого послевкусия.
Встретив персонал Эфира на мостике, Люба лишний раз убедилась, как сильно они с Бэккером выделяются на их фоне: грязная, потрепанная последними днями одежда лишь доказывала принадлежность к индустриальному городу Монолиту и тому, с каким кошмаром он столкнулся за последние два дня. В центре находилась нынешний капитан Эфира, первое впечатление от которой почти всегда было ошибочным: при возрасте в тридцать пять лет она выглядела значительно моложе, один ее направленный взгляд и слово – и вместо женщины с нежными чертами лица и большими добрыми глазами, которые подчеркивались рыжими пышными волосами, появлялся сосредоточенный мыслитель без намека на изящество или грацию.
– Здравствуйте. Меня зовут Изабелла, капитан Эфира. Бэккер решил дождаться вас, прежде чем начать.
Люба специально украдкой взглянула на виновника этой встречи и ожидаемо увидела непреклонного, волевого и упрямого человека, моментально напомнив то время и место, когда она впервые узнала о его существовании. При этом сам он сейчас на нее внимания не обращал.
– Меня зовут Любовь. – Она обернулась к Изабелле и скорее делала заявление, требуя заслуженного уважения. – Я назначенный Игорем Козыревым, главнокомандующим Монолита, архиепископ церкви Наставления планеты Кома. У меня есть официальные документы колонии о праве не только вести проповеди, но и предоставлять волеизъявление народа города Монолита.
Недолгая тишина лишь увеличила напряжение между ними.
– Сейчас у нас три часа ночи. – Изабелла говорила емко, четко дробя информацию, неуклонно навязывая зрительный контакт оппоненту. – Чуть-больше суток назад Монолит подвергся нападению хищников нового биологического вида. На грузовом транспорте эвакуировано около ста пятидесяти – двухсот тысяч человек. Подсчет еще ведется. Сейчас они летят к столице. Статус главнокомандующего неизвестен. Раз вы назначены представлять народ Монолита, почему вы сейчас здесь?
