Лондон
1815 год
Слово «вымогательство» звучало отвратительно. Перед глазами сразу возникал образ грубого мужлана, который со смехом и издевками опустошает карманы своих злополучных жертв.
То, чем занималась мисс Аннабелл Ханикоут, чтобы обеспечить свою семью, с этим не имело ничего общего.
Вполне вероятно, ее действия можно было бы описать именно таким некрасивым словом, но она предпочитала говорить, что берет деньги в обмен на торжественное обещание хранить тайну. Эта словесная формула помогала ей спокойно спать по ночам.
Основным местом, где Аннабелл собирала свой урожай секретов, были не убогие переулки или игорные притоны, а небольшой, но респектабельный магазин одежды в центре Лондона, на Бонд-стрит, в котором она работала портнихой. Мамочка пришла бы в ужас, узнай, каким способом дочери приходится добывать деньги, но, по правде говоря, у Аннабелл не было другого выхода, кроме как вытянуть деньги из архиепископа, чтобы оплатить визит доктора Конвела. Он оставался единственной мамочкиной надеждой, очень слабой надеждой. И его услуги были недешевы.
Кто-то в их семье должен же быть практичным. Вот Аннабелл и стала такой.
Промокнув рукавом влажный лоб, она откинула муслиновую занавесь, которая скрывала проход в мастерскую, расположенную в задней части магазина миссис Смолвуд. Рулоны материи, аккуратно разложенные на полках вдоль стены, превращались в многоцветную мозаику, которая каждый раз подстегивала воображение Аннабелл. Если одна ткань годилась только для нижнего белья какой-нибудь старой девы, то другая – для платья герцогини со шлейфом, в котором можно было бы показаться на светском приеме перед королевой. Аннабелл нравилось мысленно высоко возноситься – от простой мастерской до Сент-Джеймсского дворца. И дело было не в амбициях, просто ее угнетала нынешняя ситуация, когда она чувствовала себя бабочкой на булавке в коллекции энтомолога.
Аннабелл обошла огромный стол, на котором, как части пазла, были разложены детали раскроенного платья. Рукава, воротники, полотнища юбки – все безжизненное и скучное до тех пор, пока она не прикоснется к ним, чтобы превратить их в нечто живое и трепещущее, в нечто, что не будет кусками материи. В конце концов сварганить обычное платьишко по силам любому, но создать туалет, в котором присутствует магия… В этом-то и заключалась сложность. Чтобы текстура ткани, фасон, линии кроя и отделка – все сочеталось в совершенной гармонии.
Хотя иногда, подумала Аннабелл, рывком сдернув с вешалки простое, но элегантное бальное платье из белого шелка, последнюю свою готовую работу, для платья требуется намного меньше, чем больше. В руках у нее был прекрасный образчик – новое бальное платье мисс Старлинг. Аннабелл внимательно оглядела его еще раз на предмет прилипших к нему ниток и пушинок. Удовлетворившись увиденным, она с платьем на руках вышла из мастерской и отправилась в салон для клиентов. Когда Аннабелл продемонстрировала наряд мисс Старлинг, лицо юной женщины засияло от удовольствия.
– О! Мисс… Ханикат. Я не ошиблась?
– Ханикоут, с вашего позволения.
Мисс Старлинг слегка улыбнулась, но ее голубые глаза остались холодными.
– У вас настоящий талант. Платье просто роскошно! Я должна его примерить.
Аннабелл почтительно склонила голову и повела молодую красавицу в примерочную, расположенную в конце магазина, подальше от входной двери. Мать мисс Старлинг выбралась из кресла, в котором попивала чай, и заковыляла за ними, разговаривая с дочерью на ходу:
– И это платье для бала у Хоупвеллов? Господи, оно ведь ужасно простое, дорогая моя! Дело не в деньгах. Ради бога, пусть девушка добавит сюда несколько бантов или каких-нибудь финтифлюшек.
Аннабелл уже открыла было рот, чтобы возразить, но передумала. Если клиенткам хочется пышной безвкусицы, то кто она такая, чтобы идти против их желания? Миссис Смолвуд научила ее главному: нужно угождать заказчику, а что получится в конечном счете – не важно. По крайней мере она знала, что хозяйка ценит ее мастерство и преданность.
Проблема заключалась в том, что даже если Аннабелл будет убиваться в мастерской с утра до вечера день за днем, она не заработает больше десяти шиллингов в неделю. Этого заработка ей одной хватило бы на еду и проживание в пансионе, но мать была слишком больна, чтобы съехать из их маленькой квартирки, и лечение обходилось дорого.
Прошло уже три месяца после того, как Аннабелл отправила последнее анонимное письмо с требованием денег в обмен на ее молчание. Леди Бонневилл заплатила тридцать фунтов, чтобы подробности ее пылкого романа с красавцем дворецким, который был вдвое моложе ее, не появились на страницах широко известного лондонского издания, специализирующегося на сплетнях.
Виконтесса была одной из любимых заказчиц Аннабелл, кроме того, ей претило угрожать женщине. Однако деньги, которые заплатила дама, помогли семье Аннабелл благополучно пережить весенние месяцы. Более того, кашель у мамочки стал не таким жестким, после того как она стала делать ингаляции с лекарством, которое ей назначил доктор Конвел. Но деньги закончились, и на столике в маленькой прихожей выросла стопка счетов.
Да, вновь пришло время действовать. Папочка – упокой Господь его душу! – был джентльменом, и родители дали Аннабелл соответствующее воспитание. Тем не менее эти махинации были и незаконны, и аморальны, поэтому нельзя сказать, что Аннабелл совсем не испытывала угрызений совести. Она даже выработала определенные правила поведения, изложенные в некоем списке действий совершенно недопустимых.
1. Никогда не требовать денег с того, кто не в силах их заплатить.
2. Никогда не требовать чрезмерные суммы, только разумно необходимые.
3. Никогда не получать деньги дважды от одного лица по одному и тому же поводу.
4. Никогда не открывать посторонним секреты заплативших клиентов.
И, наконец, самое главное:
5. Никогда не вступать ни в какие отношения с бывшими клиентами.
Это последнее правило было необходимо не только для того, чтобы избежать разоблачения, но также, чтобы избавиться от необходимости лицемерить. Лицемерие Аннабелл считала высшим проявлением греха.
Мысленно пробежав по пунктам списка, она успокоилась. Как обычно, сегодня утром Аннабелл внимательно прислушивалась ко всем сплетням – вдруг какая-нибудь ей сгодится.
