Яркая, насыщенная зелень, надежно скрывала водопад от посторонних глаз случайного путника, если б такой вдруг оказался в восточной части Ротаргардских гор. Потоки воды, срываясь с высоты в полторы дюжины саженей, за годы неустанного труда вымыли в камне небольшое озерцо с пологим дном и чистой, как слеза, насквозь прогретой солнцем водой. Водой настолько прозрачной, что можно сосчитать каждую песчинку на дне.
Несмотря на конец лета, который день стояла невозможная жара. Воздух не просто нагрелся – он раскалился добела, как металл в горнах гномов. Солнце палило, не зная жалости, превратив небольшую расселину в скалах, где спряталась полянка с водопадом и озерцом, в горячую печку. Настолько душную, что воздух прилипал к ноздрям, стекая в легкие липкой патокой. Камни напекло до такой степени, что кожа плавилась, прикипая к породе, заставляя Талагию, шедшую к озеру, пританцовывать на булыжниках.
Жизнь в Ротаргардских горах остановилось. Все, у чего были ноги или крылья, попряталось в спасительной тени лесов и пещер. И не спешило высовываться оттуда, как минимум, до заката, когда жестокое светило пряталось за западным горизонтом, погружая скалы в короткую прохладу.
Баронесса лю Ленх сама перемещалась исключительно по ночам, скрываясь днем от пекла там, где придется, но все равно чувствовала себя усталой и измотанной вынужденным переходом через горы.
Легат с надеждой смотрела на небо, воздавая мольбы гномьему Всеотцу, орчьей Матери Ночи, да хоть Темнейшему с Грешными Магистрами, жаждая дождя. Пусть небольшого, хоть на четверть часа, хоть на минутку, дабы подарить передышку от жары, пока все вокруг не превратилось в пепел. Да что там – дождь! Хотя бы ветер! Легкий бриз уже был бы великим даром после стольких дней мертвого штиля, словно весь мир погрузили в бутылку и заткнули пробкой. Ужасное пекло!
Но, или посланница Триумвирата плохо молилась, хотя в неискренности ее обвинить было нельзя, или древние божества не желали отвлекаться от свои дел. Или, может, причина крылась в том, что боги давно уже были мертвы, оставив этот мир на произвол судеб?
Больше всего на свете путешественница ненавидела зиму. Зиму, несущую с собой снег и стужу. Но сейчас она испытывала невероятное наслаждение, стуча зубами от холода, подражая боевым барабанам орков, стоя под самым водопадом, скрестив руки на груди и подставив тело под ледяные струи, смывающие черный от пыли пот с кожи.
– Да… – простонала девушка. – О, да!
Кто бы мог подумать, что вода – простая, обычная вода, с ревом несущаяся вниз с каменного уступа, может доставить такое удовольствие! Удовольствие, не сравнимое ни с чем!
– Драконье дерьмо! Как же хорошо!
Как жаль, что нельзя устроит ночлег прямо здесь – в озере под водопадом. И как же сейчас странница завидовала рыбам, которым вода не помеха для сна. Рыбам, которые постоянно живут под водой, в вечной прохладе.
Талагия уже посинела от холода, но все еще не спешила возвращаться обратно – туда, где верный скакун варился в жаре пекла. Баронесса терпела, словно желая насквозь пропитаться льдом и, сохраняя в себе свежесть хрустально чистого горного водопада, пронести ее с собой как можно дольше, как можно дальше от озерца.
Посланница покинула живительную прохладу лишь когда от мороза начало сводить скулы. Ступая по мягкому, белому песку, легат выбрались из водопада и побрела по пояс в воде, чувствуя, как нагревается озеро с каждым шагом. Чем дальше от скалы – тем теплее, пока, наконец, у самого берега вода превратилась в настоящий кипяток. Если б тут водилась рыба – можно было б сварить уху прямо в водоеме, стоило лишь добавить овощей и соли.
Прыгая по раскаленным камням, посланница особых поручений Триумвирата достигла тени раскидистых дубов, где жеребец безмятежно пощипывал траву, отмахиваясь хвостом от роя насекомых. Лю Ленх, не одеваясь, расстелила попону и уселась, скрестив ноги.
– Напился? – поинтересовалась воительница у коня.
Тот на мгновение отвлекся, пошевелив ушами, лениво фыркнул и продолжил трапезу. Баронесса, стоя под водопадом, сама успела проголодаться. Она извлекла из углубления в земле флягу, укутанную мокрой тряпицей, и глотнула вина, сильно разведенного водой. Затем, потянув за ремень сумку, достала из нее сверток с медовым пряником.
С гораздо большим удовольствием легат угостилась бы мясом, но медовые пряники – единственное, что не протухло в этой проклятой жаре. Они лишь зачерствели, приобретя такую твердость, что эти коврижки принесли б больше пользы при осаде Воронова Гнезда, если б их запускали катапультами. Чтобы осаждающие цитадель гоблины себе зубы переломали в тщетных попытках разгрызть снедь.
– Когда же это кончится! – проворчала лю Ленх, имея в виду жару.
С большим трудом девушка откусила кусочек, радуясь встрече с оборотнем, даровавшей ей нечеловеческие зубы, и захрустела сухарем, запивая из фляги, вытирая губы тыльной стороной ладони.
На сладкое тут же слетелись шершни. Огромные, злые, полосатые. Каждый – размером с орех, только несравненно более верткий и надоедливый. Насекомые с угрожающим жужжанием вились вокруг путницы, пытаясь дотянуться до пряника.
Талагия мало чего боялась. За относительно недолгую службу Триумвирам она успела насмотреться на такое, что многим и в самом жутком кошмаре не приснится. И не только повидать – многих из тех кошмарных тварей воительница собственноручно прикончила, окропив свои руки кровью не до локтей, а до самых плеч.
Если только пауков. Пауков, гусениц, жуков. Вот это – в самом деле страшно. Мелкие твари, против которых бесполезен меч, кинжал или лук. Коварные создания, которые подбираются исподтишка, когда никто не ждет беды, и коварно жалят в пятку. Хуже только когда не жалят, а сидят поутру на подушке, выпучив на едва проснувшегося человека свои странные глаза и думая всякие гадости. Ничего хорошего им точно не может прийти в голову – в этом лю Ленх была уверена.
– Кыш, – осторожно шепнула баронесса. – Кыш отсюда!
Или насекомые не знали, что девушка служит Триумвирату, или им чины были абсолютно безразличны. Шершни отказывались повиноваться, обнаглев настолько, что облепили кусок пряника, словно навозные мухи – кучу, наваленную далеко не пряниками. И жужжали. Крылатые бестии беспрестанно жужжали, наполняя прилесок назойливыми, режущими слух звуками.
Одному показалось мало пряника и он устроился прямо на тыльной стороне ладони воительницы, злобно потирая лапки.
– Сладенького захотелось? – возмутилась странница.
Она осторожно подула на шершня, пытаясь спугнуть того… но полосатая тварь решила биться до последнего. Насекомое вцепилось в кожу крючками на концах лапок, не желая сдаваться, вынуждая легата тряхнуть рукой, прогоняя наглеца… и в тот же миг Талагия ощутила резкую, обжигающую боль, пронзившую руку до самого плеча. Если б девушка схватилась за раскаленную кочергу – боль и то не была б столь сильной.
