Николай Полевой - Вольный мученик

Вольный мученик
Название: Вольный мученик
Автор:
Жанры: Публицистика | Литература 19 века
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: 1958
О чем книга "Вольный мученик"

«Журнал «Московский телеграф», издававшийся в 1825—1834 гг. Николаем Алексеевичем Полевым (1796—1846), привлекал читателя разнообразием материалов и удачным их изложением.

С 1829 по 1832 г. при «Московском телеграфе» издавалось сатирическое приложение «Новый живописец общества и литературы»…»

Бесплатно читать онлайн Вольный мученик


* * *

Журнал «Московский телеграф», издававшийся в 1825—1834 гг. Николаем Алексеевичем Полевым (1796—1846), привлекал читателя разнообразием материалов и удачным их изложением.

С 1829 по 1832 г. при «Московском телеграфе» издавалось сатирическое приложение «Новый живописец общества и литературы». Название приложения и его программа указывают, что Полевой стремился возродить сатирические традиции журнала Н. И. Новикова «Живописец». Он писал: «На чело знатного мерзавца, на пороки, губительные счастию и благу общественному своею обольстительною наружностью, на разврат, покрытый золотою маскою, на повальные слабости своего народа и своего времени – вот куда устремляться стрелам сатиры!». Сатирические письма, рассказы, сказки, пародии, стихи, заметки, фельетоны «Нового живописца» были направлены на разоблачение тунеядства и паразитизма дворянства и чиновничества. Так, в фельетоне Полевого «Делать карьер» публицистические заметки автора о взглядах крупных и мелких чиновников на службу сопровождаются сатирическими зарисовками сцен из жизни чиновничества.

Материалы «Нового живописца» пользовались очень большой популярностью среди читателей. В 1832 г. Полевой переиздал их в пяти книгах, причем цензура запретила перепечатку некоторых произведений.

«Да из чего же вы беснуетеся столько?»

Грибоедов

Кто это скачет на паре вятских, бойких лошадок, в легком, уютном экипаже? Как ни скоро катится экипаж, но для седока в нем находящегося, по-видимому, он едет слишком тихо. Седок этот встает беспрестанно, приподымается, смотрит вперед, машет палкою со всеми признаками нетерпения. А! это Увар Сарвилович Прибыльский! Неужели вы его не знаете? Разве вы недавно здесь? Его целый город знает. Нет бала в знатном доме, где бы Увар Сарвилович не торчал по шести часов за вистом; нет прогулки за город, катанья на горах, гулянья на масленице, в коробе или в ящике, предоставленного только большому свету, где бы его не было; нет гулянья кругом… под…м, въ…х, где бы его не мочило дождем, не забрасывало грязью с колес или не задушало облаками пыли – обыкновенные наслаждения наших гуляньев! Он тут, в своей карете, плетется между князем А. *** и графом Б. ***, кланяется барону В. *** и переклинивается во все горло с глухим генералом Г. ****, едущим в своей старомодной карете в другой цепи экипажей. Неужели вы не замечали всегда его коляски у всех знатных людей в праздники, именины, родины, крестины, похороны? Он неизбежен, он тут, с лицом радостным или печальным, улыбающимся или кислым, смотря по обстоятельствам, но всегда заботливым, всегда занятым, всегда беспокойным. Какой бес его мучит? Что за загадка этот Увар Сарвилович?

Он получил от отца в наследство 3 000 душ, никогда не мотал и – крестьяне его разорены; он никогда не служил, всегда жил в нашем городе, всегда шил хорошо, весело и – морщины глубокие на лице его, следы печалей и беспокойств на его огромной лысине; он был некогда влюблен в девушку, прелестную, богатую, был любим взаимно, мог жениться на ней и – предпочел княжну Пузыревскую, длинную, сухую, подслеповатую фигуру, деву зрелую, похожую на кривой шпиц старой башни и к тому презлую, превздорную, с которою живет и мучится; он не занят собственно никаким делом – и вечно занят или вечно вне дома, и ему некогда даже взглянуть на счет дворецкого, съездить в деревню, посмотреть на свое хозяйство. Какой бес мучит Увара Сарвиловича?

Увар Сарвилович есть доказательство одной философской мысли. Не знаю, как бы мне объяснить ее, не раздразнив гусей…

Мысль эта состоит в том, что как в мире вещественном предмет или вещь, какая бы она ни была, если она остается в одном, беспрерывно покойном, одинаковом положении, без движения внешнего и внутреннего, без прибавления новой жизни, то она портится, делается хуже, стремится к разрушению или вырождается. Истина неоспоримая. Опытом убедиться в ней можете весьма легко. Возьмите лучший дамасский булатный кинжал, которым мокрую тряпицу можно разрубить, как соломинку, оставьте этот кинжал без употребления, не чистите его – он станет ржаветь, портиться и через несколько лет будет хуже косаря, которым щепает деревенская баба лучину. Возьмите лучшее вино, дайте ему стоять – пробка рассохнется, вино выдохнется, окиснет и превратится в уксус.

Обратимся к царству растений. Прекрасное, здоровое дерево, если его не чистить, не ходить за ним, искривится, испортится и засохнет или сделается уродом.

Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru


С этой книгой читают
«Постоянный, нескольколетний труд г. Раича кончен: «Освобожденный Иерусалим» переведен им вполне; первая часть (в которой помещено пять песен) издана; три остальные части печатаются и скоро выйдут в свет. Любезный поэт со всею скромностию, признаком истинного таланта, предлагает труд свои суждению критиков и благосклонности публики…»
«Кажется, это было в 1817 или 1818 году. Мне надобно было ехать в Острогожск и Воронеж; я жил тогда в Курске. До сих пор между настоящими русскими купцами нет обычая ездить на почтовых. Только со времени учреждения дилижансов купцы для езды между Петербургом и Москвою оставили вольных ямщиков и извозчиков. Но в других местах России повсюду они ездят еще на вольных, то есть нанимают условною ценою пару, тройку лошадей на некоторое расстояние, где
«Ты не забыта мною, моя далекая родина, Сибирь, богатая золотом, дремучими лесами, морозами и дивными явлениями природы! Как первые мечты юности, как любимые игры детства, я помню твои вековые кедры, твои безмолвные пустыни, переломленные веками утесы в ущелиях гор и твою безмерную, голубую, как глаза сибирской девы, светлую, как глыба льду, Ангару, на берегах которой беспечно, весело и быстро пролетели дни детства моего…»
«Свободная, пламенная муза, вдохновительница Пушкина, приводит в отчаяние диктаторов нашего Парнаса и оседлых критиков нашей словесности. Бедные! Только что успеют они уверить своих клиентов, что в силу такого или такого параграфа пиитики, изданной в таком-то году, поэма Пушкина не поэма и что можно доказать это по всем правилам полемики, новыми рукоплесканиями заглушается охриплый шепот их и всеобщий восторг заботит их снова приискивать доказате
«Размышления о Будде» отражают напряженные религиозные искания автора. Однако если во всех других известных нам текстах Семенова его религиозные искания остаются в кругу христианской проблематики, здесь они выходят за ее пределы…»
«Журнал «За рубежом» ставит своей целью всестороннее освещение быта современной Европы и Америки.Нужно ли что? Безусловно.Наши газеты и журналы достаточно подробно знакомят массового читателя с «внутренней» политикой буржуазных государств, то есть со всеми приёмами и действиями, посредством которых уполномоченные буржуазии специалисты-политики пытаются охранить и укрепить порядок цинической эксплуатации рабочего класса…»
«Несколько органов провинциальной печати предложили мне откликнуться на празднование десятилетия их трудной и мужественной работы. Если б я занялся писанием поздравлений каждому юбиляру отдельно, это отняло бы у меня слишком много времени, а я – стар и потому – скуп, временем дорожу. Поэтому я решил поздравить всех именинников сразу и – сердечно поздравляю вас, дорогие товарищи!..»
«Елене Новиковой-Вашенцевой шестьдесят восемь лет. До пятидесяти лет – малограмотная, богомольная. И вот пять лет она писала книгу о своей «бабьей» жизни. Тяжёлый труд для неё, но замечательный факт нашей изумительной действительности советской…»
Странное убийство повлекло за собой странные события. Единственная свидетельница (и она же подозреваемая) оказалась в очень неприятном положении – забыла, кто она, и не может защищаться. Поэтому идти по следу убийцы должен другой – тот, кто до поры до времени не раскрывает карт. Между тем отгадка, возможно, таится в лабиринте, могучем, прекрасном и… призрачном. Кто он – друг, открывающий двери познания и помогающий вспомнить, или враг, увлекающий
Время смертно. И оно умирает. Агонизирует. Хаос болезни и мертвенное разложение выплескиваются на улицы города. Прошлое, настоящее, будущее грызут друг дружке глотку. Могут ли остановить это люди? Или таинственные личности, странно похожие на пришельцев из Бездны? Или те, кто, облачившись в черные одежды, осмеливается подойти вплотную к беснующейся стихии тьмы и заглянуть ей в глаза, усмиряя ненадолго? Ответ должен дать один-единственный человек,
Два друга: журналист Стас и молодой ученый-физик Валентин, оказываются в другом временном измерении. Их перемещение произошло не случайно. Они становятся невольными участниками военной операции, по спасению Российского императора Николая Второго. Месяц проведенный ими в 1918 году, был насыщен приключениями и опасными событиями.
Пусть неуклюжий стихНе вводит в заблуждение.Со страстью я пишуИ строю предложения -Всю вкладываю ДушуВ кривой неровный слог!Как Пушкин я б хотел писать -Прошу прощения, не смог…И всё ж – писал я про Любовь!Её значенье в жизни той,Что я открыл на усмотреньеИ суд Читателя и твой,Жена моя!А недочёты рисунками украсил я…