В тот роковой, или волшебный, а может, волшебно-роковой день противоречивая осенняя погода вынудила меня искать прибежище в теплом уютном месте с чаем или кофе, а то и глинтвейном. Я, как и многие писатели, являюсь пассивно-постоянным завсегдатаем определенных мест. Вот легло мне на душу кафе «Петит», и только тут, среди приглушенного света, терпкого запаха кофе с кардамоном и симпатичной пары восточных сладостей на блюдце я могу расслабиться, побыть собой, затерявшись в толпе, и, если посетит муза, даже что-то написать.
Я задумчиво медленно тянула кофе из маленькой чашки, смотрела в заплаканное окно и обдумывала сюжет очередного романа. Пока не почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Бывает, взгляд скользнет и, не оставив следа, спрячется в свое логово. А есть взгляды-якоря: зацепят и держат на крючке, изучая со всех сторон, пока ты беспомощно и возмущенно барахтаешься в попытке освободиться.
Взгляд принадлежал молодому мужчине 30‒35 лет, с коротко стриженными, черными как смоль волосами, прямым безукоризненным носом и бантом чувственных, но упрямых губ. Взгляд синих глаз был одновременно чистым, словно у ребенка, восторженным и жестким. Волевой прямоугольный подбородок поддерживали сложенные домиком руки. Пальцы – длинные и ухоженные. Если бы их хозяин не был одет в тонкий черный свитер, подчеркивающий накачанные руки и мощный, но изящный торс, можно было бы предположить, что мужчина – произведение искусства, сбежавшее из одного из знаменитых музеев, где покоятся статуи античных героев.
Взгляд был приятным, но слишком пристальным, и я решила переключиться на свой блокнот. Однако мужчина, видимо, сдаваться не собирался, и буквально через мгновение я услышала, как он просит официанта принести такой же кофе, как у сидящей напротив девушки.
«За девушку спасибо, – подумала я. – А вот кадрить меня не надо. Сейчас допью кофе с пироженкой и адьос, мой Геракл».
Вопреки твердому намерению игнорировать обладателя синих глаз, я все равно кидала взгляд в сторону соседнего столика. Ведя незаметное наблюдение, я увидела, как мужчина, что-то шепнув соседу, в прямом смысле слова выпер его из кафе, а сам направился в мою сторону.
– Вы не будете против, если я присяду? – произнес обладатель синих глаз и расплылся в доброй лучезарной улыбке, обнажив ряд ровных белоснежных зубов.
– Куда деваться, садитесь. Вы ведь уже все для себя решили и только озвучили.
Мужчина сделал вид, что не заметил иронии.
– Вы писатель?
– А что, все обладатели блокнотов – потенциальные писатели?
– Ни в коем случае, – засмеялся он. – Просто помимо блокнота у вас на столе лежат две книги. Одна – пособие по написанию сценариев, вторая – секреты писательского мастерства Рэя Брэдбери.
«И то правда, – подумала я. – Чего это я разложилась, словно школьник на продленке».
– А вы кто – ценитель прекрасного, издатель, продюсер, или так, коллекционируете писательниц?
Мужчина опять засмеялся. Видно было, что мои слова его ничуть не задевают.
– Нет, просто вы мне понравились.
Очень хотелось пошутить на тему того, подходит ли он так же запросто к певицам, политикам и прочим знаковым особам, но я осеклась. Я ведь не знаковая особа. Ну и, в конце концов, неужели я не могу понравиться?
– Всегда было интересно, как рождаются герои, сюжеты. Что чувствуют и видят люди, которые пишут книги.
Он был абсолютно искренен. По крайней мере, доказательств обратного я не нашла.
– Вот так, собственно, и рождаются. Сидишь в кафе, подсаживается собеседник, и бац…
На этой ноте он заметно оживился.
– …рождается роман про мажора, – продолжила я.
Мужчина искренне и заразительно расхохотался.
– Меня, кстати, Илья зовут. А вас?
– Паулина.
Парень, нарекшийся Ильей, приподнял чашку кофе и предложил чокнуться за знакомство.
Ирония улетучилась, вдохновение так и не пришло. Зато возникло неосознанное назойливое желание смотреть на незнакомца. Это было полным абсурдом, но за те минуты, которые мы провели вместе, появилось ощущение, что я знаю его всю жизнь и мне совершенно не хочется с ним расставаться. Как раз наоборот: я тяну время, чтобы сидеть, смотреть в его голубые глаза, на его улыбку, и для этого пью уже четвертую чашку ставшего ненавистным кофе.
