Игорь Кулькин - Воскресят меня стихи. Том третий

Воскресят меня стихи. Том третий
Название: Воскресят меня стихи. Том третий
Автор:
Жанр: Стихи и поэзия
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: 2012
О чем книга "Воскресят меня стихи. Том третий"

«Двенадцать тетрадей

В двенадцатый раз

Я вновь перечитывать лажусь.

Как будто иду я

В двенадцатый класс

И сыном – двенадцатым –

Кажусь…»

Бесплатно читать онлайн Воскресят меня стихи. Том третий


© Кулькин Е. А., 2012

© ГБУК «Издатель», 2012

© Волгоградское региональное отделение общественной организации «Союз писателей России», 2012

* * *

Тем, кто коротал со мной мое начало.

Воспитание детей – рискованное дело.

Демокрит
Детство, отрочество, юность –
Три бесполых крота,
Что, вгрызясь в мою безумность,
Не прозрели ни черта.
От того и я нелеп,
Что душой и сердцем слеп.

Прекрасное дается нелегко.

Солон

«Двенадцать тетрадей…»

Двенадцать тетрадей
В двенадцатый раз
Я вновь перечитывать лажусь.
Как будто иду я
В двенадцатый класс
И сыном – двенадцатым –
Кажусь.
А может, ловчее сказать бы –
Кажусь?
Ведь в строчке –
Двенадцать ошибок.
И вот я –
В двенадцатый раз –
Побожусь
Раздать вам
Двенадцать улыбок.
И если двенадцать читателей вдруг
Найдут,
Что я – конгениален,
Двенадцать знахарок
Мне выльют испуг,
Чтоб стал
Хоть однажды
Реален.
12.12. Неважно какого года

Тетрадь первая. 1949

«Изморозь…»

Изморозь –
Мнимость,
Иль только –
Узорность.
Тихая крылость –
И –
Иллюзорность.
Вот и притопали
В счастья
Историю –
Из Симферополя
Да в евпаторию.
Шли мы
Дорожкой,
Усыпанной
Гравием,
Да на дележку
Моей географии.

«Умирала понарошку…»

Умирала понарошку
Раз четырнадцать душа,
Когда чистили картошку
Шилом, ради куража.
Когда с тем играли в прятки,
Кто погинул навсегда,
Когда прятали тетрадки
В дебри ложного стыда.
Умирала понарошку
Наша совесть,
Наша честь,
И кляла себя гармошка
За поруганную песнь.

«Окаянная затея…»

Окаянная затея –
Петь так петь,
А пить так пить.
Чтоб от радости хмелея,
В водке душу утопить.
Пусть она живет русалкой
С русской песнею в груди.
И хотя, признаться, жалко
Жить с бездушьем впереди.

Град

По крышам град чечетку выбивал,
Вприпрыжку на асфальте куролесил.
Он был тогда неудержимо весел
И сыпал пустозвонные слова:
– Ах, как прекрасно!
Это же мечта!
Ну отчего не радуетесь все вы?..
А я молчал.
Ведь эта красота
Огнем беды сожгла в полях посевы.
А я грустил, что труд людей пропал,
Что топчет град доверчивую зелень…
Я это близко к сердцу принимал
Лишь потому, что сам возделал землю.

«Что нас долго томит…»

Что нас долго томит,
То нас быстро утешит.
Зреет где-то гранит,
На слезах не замешан.
Мрамор где-то залег
На доступных глубинах.
Только это пролог
Нашей повести длинной.
Это только порог,
Это только зацепка,
Чтоб явились пророк
Или дедка да репка.
Похвальбою живет
Православная сказка.
Но постромки не рвет
Околевший савраска.
Но россия в слезах,
А хотелось, чтоб в ризах.
И растет на глазах
Злое семя каприза.
И выходит на суд
Многонравное племя.
А душа, как сосуд,
Осушаемый всеми.
А душа, как побег,
И затем лишь нетленна,
Чтобы с ней человек
Расставался мгновенно…

«Не очень-то сладко в других ошибиться…»

Не очень-то сладко в других ошибиться,
Но горше – в себе ошибиться самом.
Не просто влюбиться, а просто забыться,
Как лист или стриж за окном.
Попробуй себя возвернуть из безвластья,
Безверья в себя самого…
Ведь долгое счастье клянут, как ненастье,
Все те, кто имеет его.

Церковь в Севастополе

Ее стена от пуль щербата,
И потому-то мне она
Скорей напомнила солдата,
Чем храм, где Бог и тишина.
Над ней не голуби кружили,
От близких взрывов крест дрожал,
И службу скорбную служили
В ней пехотинцы двух держав.
Темнело небо утром майским,
И корчилась от ран заря,
И лбы крестил безбожно «максим»
В проем дверей из алтаря.

«В голубом бескорыстии дня…»

В голубом бескорыстии дня,
Где живое поет и дерзает,
Старой притчей пытает меня
Горевая гармонь расписная.
Присмирев в полузрячих руках
Непонятною смирностью звуков,
Вдруг заплачет она впопыхах
Про любовь, что пытают разлукой.
Вроде все это было не раз
И оскоминой скулы сводило.
Только притча, как слезы, лилась
И в былое твое уводила.
В посиделочном тихом кутке
Эти чувства в узоры сплетались,
И девчата с улыбкой шептались,
Обнаружив записку в клубке.

«Шутоломилась пляска огня…»

Шутоломилась пляска огня,
Будто конница в сшибку неслась.
И, дыханье в груди утесня,
Вздох разлуки спаровывал нас.
Пусть у нас ни двора, ни кола,
И свиданье – и то у плетня.
Но попляшут еще зеркала,
Отражая тебя и меня.
Отрыдают на свадьбе у нас
Половицы в дому-терему.
Только чтоб ты меня дождалась,
Не далась ни за что никому.
Угасает разлучный костер,
Серый пепел бельмотно незряч.
И, щадивший меня до сих пор,
Из груди вырывается плач.
Эхо бродит по ближним лесам,
Как в минувшие ночи и дни.
Только сердце не верит слезам,
Потому что лукавы они.
Оттого и швыряю сушняк,
Чтобы пламя корячилось вновь,
Чтобы длился, уродуя мрак, –
Миг, в котором играем в любовь.

«Выпьем за тех, кто в море…»

«Выпьем за тех, кто в море,
На вахте и на гауптвахте!» –
Мичман Заборский Боря
В этом вопросе практик.
Вряд ли кого забудет.
Пить абы с кем не будет.
Выпили и закусили.
Прошлое помянули.
Словно заголосили
Рядом с башкою пули.
Грянул медалей ряд,
Лопнул тревогой взгляд.
По-шальному на тарелочке
Яблочку не улежать.
«О, держите меня, девочки!
Надумала рожать!»
Юмор флотский не форсист,
Гопни-гоцни, гармонист.
От чечетки, от трещотки
В голове стоит содом.
Бескозырки и пилотки
Заплывают в каждый дом.
«Увольненье – девкам праздник!» –
Так парнишка
Девок дразнит.
У Заборского Бориса
Нету присказки иной:
«Кошки-мышки – за кулисы!
Остальные все – домой!»
Чалит ялик к кораблю.
«Хватит, братцы, я не пью…»

«Елозят танки по степи…»

Елозят танки по степи,
И Гавриил, но не архангел,
Мне дует в ухо: «все стерпи,
Тут по-пластунски ползал врангель».
Белогвардейская тоска
При утомленном интеллекте
Не к примирению близка,
А к новым войнам на планете.
Никак смириться не хотят,
Что это время миновало,
Когда жалела смерть солдат
За то, что их так много пало.
И в озверелости слепой,
Какою взведены не скулы,
Они идут в последний бой,
В безумстве злее, чем акулы.
И как старуха, что больна,
Еще не истощив стенанья,
Лежит гражданская война,
Истерзанная воспоминаньем.

В детстве

Кувырком лечу с горы,
В вихре сна клубясь,
Не страшна мне до поры
Старой плетки власть.
Лишь бы только удивить,
Как я дерзко смел.
Лишь бы только покорить
Тем, что не умел.
Лыжи – в щепки,
В кровь – лицо.
О, святая русь!
Не всхожу я на крыльцо,
Для битья ложусь…

«Веснеющий, нечаянный озноб…»

Веснеющий, нечаянный озноб
Прошиб меня,
А думалось, что травы.
И ради неприкаянной забавы
Стих вылетел, как шмель, из головы.
И зазудел,
И закружил вокруг,
Все, что ни увидит, простодушно жаля,
Меня последней прихоти лишая
Подкараулить собственный испуг.
Я не боялся ни весны, ни дня,
Что наступил легко и оглушенно,
И, словно с плахи вечной, обреченно
Отъял шальную голову от пня.

«Детство…»

Детство,
Отрочество,
Юность
Уместились в три строки.
Многошалость,
Многострунность,
Многодумье у реки.
Все к чему-то подверсталось,
Ссадинкою поджило.
Что-то в чем-то
Завязалось.
Только –
Не произросло.
Обнажилось то,
Что тайно
Собиралось век прожить.
И душа могла случайно
Даже подвиг совершить.
Но спешила
Шаловливо
Там отметиться,
Где впредь
Будет прятать взор стыдливо,

С этой книгой читают
«Знай обо мне все» – это – по написанию – как бы возвращение в прошлое. В романе речь идет о юности, начале взрослой жизни и иного того, что можно назвать «испытание бытием».Роман состоит из отдельных повестей, которые, в свою очередь, составили письма, адресованные к той, перед кем тянет исповедоваться.
«Редкая молитва доходит до Бога, когда творят ее лживые уста. Не всякая боль унимается сразу, как только ее причинят. И только время бесстрастно и терпеливо принимает на веру все, что творится вокруг, и не реагирует на страдания, коими кормится эпоха.Еще многие поколения будут заряжены на фальшивую грусть по поводу беспощадной кончины Ильича…»
«– Если у вас плодотворное мышление, – он коротко оглядывается, – и вы сами по себе можете стать объектом информации, которая способна обвинять, то вам ничего не стоит определить тактическую роль событий, заряженных на отторжение времени от сознания…»
«До недавних пор я не то что не верил, а не придавал значения знаковости. Хотя несколько раз убеждался, что она меня зело преследует и даже порой пагубно требует, чтобы обратил на нее если не пристальное, то хотя бы беглое внимание.И на этот раз все сложилось так, что я мог бы не заметить указующего перста, не подкатись к моим ногам пишущая ручка.А подкатилась она, влекомая ветром, под самую стопу. И – хрупни я ею секундой позже или сунь не глядя
В этой книге собраны стихи замечательного поэта-лирика, поэта-прозаика, он пишет и о любви, и о природе, о стихах, много стихов религиозной лирикой, гражданской лирикой, о поэтах-шестидесятниках, таких, как А. А. Вознесенский, Р. И. Рождественский, Б. А. Ахмадулина, Е. А. Евтушенко, В. С. Высоцкий, наш классик С. А. Есенин, В. В. Маяковский, а также философская лирика. С. Н. Поздняков начал писать стихи ещё в XX веке, в конце, а продолжает писать
Этот цикл возвращает в поэзию знаменитый образ. Искусство, как смысл существования. Искусство, как высшее предназначение творца. Поэзия – сама башня. Поэт – ее заключенный. Искусство ради искусства. Молодой поэт оценивает творчество его предшественников, современников, собственное творчество. Однако центральный и важнейший для автора образ – слово. Великое, вечное. Рассуждениям о нем, о его судьбе и назначении и посвящен этот цикл.
Сборник стихотворений, объединённых одной тематикой, которую можно отнести к философской лирике.
В сборник вошло более 150 произведений, созданных в период с 2010 по 2018 годы. Любовь и расставание, полет и падение, жизнь и смерть, развитие и увядание – нашли свое отражение в творчестве поэта. Вы готовы?
Книга первая. Спасаясь от неминуемой гибели, люди вынуждены покинуть Землю и отправиться на далекий Этриус, где им предстоит доказать, что они достойны жить на этой чудесной и крошечной планете. Ларгов, как людей станут называть здесь, ждут суровые времена, но бесстрашный Александр Рид не позволит ворам, разбойникам и даже кровожадной орде орков притеснять жителей своего королевства. Познав боль утраты и опустошенности, он воспрянет духом и прине
Романы русского писателя-историка Григория Петровича Данилевского (1829—1890) «Беглые в Новороссии» и «Воля» были написаны по свежим впечатлениям накаленной атмосферы предреформенных лет и волны крестьянских восстаний, всколыхнувшей Россию после объявления крестьянской реформы императора Александра II.
Что должны делать все нормальные студенты на практике? Правильно – бездельничать. Не учиться же, право слово! Однако юные чародеи Земли не тот народ, чтобы спокойно усидеть на месте. Вот и понесло их древние проклятия снимать и оборотней по лесам отлавливать. Да только на то они и маги, чтобы все у них не так, как у нормальных людей, а как-то… по-особенному. И перевертыши неправильные, и проклятия неснимаемые, зато весело и потом уж
Взрослые девочки тоже верят в сказки. И надеются, что у каждой сказки непременно будет счастливый конец.Помните, что случилось с Машенькой, которая пошла с подружками в лес, по грибы, да по ягоды, отстала от них и заблудилась? Но только Машенька заблудилась летом…А вот Ирина Калина, буквально, заплутала в трёх соснах зимой, под самый новый год…Да, и так бывает, когда едешь в сумерках по заснеженной дороге к друзьям, чтобы встретить