Война шла с юга. Она катилась телевизионными роликами по экранам наших телевизоров. Чистое голубое небо вспыхивало белыми вспышками. Где то, что то загоралось, и тогда черный дым струился к облакам. Танки словно в компьютерной игре, катились по вспаханному полю. Разрушенные дома, плачущие женщины и дети. Смазанные окровавленные тела, скрытые от наших нервов размытой картинкой. Бедные люди. Мы сочувствуем им и переключаем телевизор. В комнату льется легкая музыка, мы наливаем кофе и через десять минут забываем о том, что видели. До следующих новостей.
Последний раз мы виделись с тобой в парке. Была весна, природа пробуждалась несмотря ни на что. Птицы пели идущей на встречу, жизни осанну. Мы шли по аллее, ты тогда остановился и сказал:
– Я уезжаю.
– Куда?
– На войну.
– Постой, ты, что? Зачем тебе это?
– Нужно.
– Делать тебе нечего. Без тебя разберутся.
– А если не разберутся?
Ты посмотрел так, что я понял, отговаривать бесполезно. Я пожал плечами, и мы пошли дальше. Мы простились с тобой в метро. Ты сел в поезд и больше я тебя не видел.
Я не понимал, зачем тебе это? Зачем нужно все бросать и ехать туда, где смерть. Мчаться в чужую страну, охваченную, бессмысленным пожаром. Но ты уехал, несмотря на все разумные доводы близких тебе людей. Через три месяца ты мне позвонил. Твой голос был, каким то другим. Он как будто повзрослел, он звучал так, будто ты узнал, что то такое, что недоступно тем, кто остался здесь. Но, тем не менее, он оставался таким же простым и открытым.
– Привет, как дела?
– В порядке. А ты как?
– Нормально.
– Как там?
– Здесь сущий ад.
– Возвращайся пока не поздно.
– Нет. Я нужен здесь.
– Кому?
– Людям.
Связь оборвалась. А через месяц я узнал, что ты погиб. По телевизору, все так же прежнему гремела война. Вот только в сводках о потерях, я теперь слышал твое имя. Они уже не звучали где – то там, они были внутри меня. Они звенели так, как звенит колокол, во время беды. И их не спрятать размытой картинкой. Ты как то сказал мне – Война, она как пожар и если вовремя не потушить дом соседа, то очень скоро огонь перекинется на твой дом. Скоро я понял, о чем ты говорил.
Это случилось в метро. Я ехал на работу. Когда в соседнем вагоне, что то хлопнуло. Полетели стекла, и меня отбросило в сторону. Все заволокло дымом. Поезд еще некоторое время проехал, и стал. Двери соседнего вагона были искорёжены. Из вагона доносились стоны и крики о помощи. Кровь, боль и едкий дым все это было настоящее. И происходило здесь и сейчас. Сознание отказывалось верить в подлинность событий. Казалось, что сейчас картинку размоют, скрыв от нас, все самое страшное. И можно будет переключить на другой канал. Но, увы, это было не возможно. Все происходило здесь и сейчас. И страх, и смятение чувств, запах гари и солоноватый вкус в горле. Все было настоящим. И не куда было скрыться от этого. Война уже не казалась где-то там, она была здесь среди нас, кровавая и слепая в своей беспощадности. Она жила и дышала с нами одним воздухом, Она улыбалась нам, держа за спиной смертоносный груз. А мы смотрели ей в глаза не подозревая, что уже обречены, не чувствуя как она сжимает нас в своих крепких объятиях.
Знаешь, только теперь я понял, почему ты поехал туда. Ты поехал туда, что бы она, не пришла сюда. Но ты был один, и не смог удержать ее. А я был слишком занят собою, что бы помочь тебе. Но теперь я знаю, что мне делать. И я верю, что число подобных тебе людей будет расти. Они уже встают и смотрят туда, где полыхает земля. Они уже знают, что делать. Потому, что если они не остановят ее, то не остановит никто.
Огромный, желтый подсолнух, склонившись тяжелой головой, смотрел на Ванюшку. Он висел над самым забором, аппетитно чернея своими крупными семенами. Ванюшка сидел на куче песка и смотрел на подсолнух. Золотые волосы как желтые листья подсолнуха окаймляли его лицо. А большое количество веснушек, словно семечки темнели на его лице.
– Мама, а, правда, подсолнух похож на солнце?
– Да, сынок, подсолнух он как солнце, только маленькое.
– А когда он вырастит, он станет как солнце?
– Нет, но он даст людям вкусные семена, а люди из него сделают масло.
– Это то масло, которое заливают в танки, что бы они стреляли?
– Нет, сынок, это то масло, на котором жарят вкусные пирожки.
– А на чем будут работать танки?
– Не знаю, сынок… Лучше бы они не на чем не работали.
– А если они не будут работать, они не смогут стрелять?
– Не смогут…
– А зачем они стреляют?
– Потому, что дураки, вот и стреляют.
– А сегодня тоже будут стрелять.
– Нет, сынок, не будут у тебя же сегодня день рождения.
– Мама, а почему ты плачешь?
– Это так, сейчас пройдет. Ты помнишь, что нужно делать, если услышишь взрыв?
– Да мама, нужно лечь на землю, и закрыть голову руками. И открыть рот. Вот так, правильно?
– Все правильно. Хорошо. За двор не выходи, я пойду, поставлю тесто. А то, придут гости, а у нас ничего не готово.
Мама ушла, а Ванюшка стал смотреть на подсолнух. Он переливался на солнце желтыми лепестками, и Ванюше чудилось, как из него льется чистое и свежее масло.
– Давай, давай братуха, лей, шо краев не видишь? – Чистая как слеза, она наполняла стаканы, и туманила головы трем нац-гвардейцам. Они сидели на ящиках из-под снарядов. Черным, пустым оком, смотрел в небо миномет. – Слухай сюда, мы тут, как форпост, как эта бл… последний оплот цивилизации. А короче давай за матерей, жен, сестер, в общем, за всех тех, кого мы здесь защищаем от сепаров.
– За мир.
– Вот правильно. За мир без колорадов.
– Травить бл… жуков, что б картошку нашу не жрали.
– Ес, уважуха.
– Слушай, я уже две недели здесь, а еще не одного ватника не завалил.
– Братуха, сегодня завалишь, это будет тебе мой подарок на днюху.
– Колян, давай с биноклем на пост, как увидишь движуху маякни. Ты пойми, вот они там, за нами кто? Нули. А ты вернешься героем. Нет, ты понял, да? Настоящим героем, мужиком. И будешь там иметь право на все. Потому, что вся жизнь там, только благодаря тебе. Ты понял, да? Вот. Давай разливай, не томи тару.
Подсолнух качался над самым забором. Ванюшка подкатил бочку к забору, взобрался на нее и потянулся к подсолнуху.
– Сема, движение, но правому краю.
– Так, братуха твой звездный час, заряжай. – Темно зеленый, снаряд с небольшим оперением исчез в бессмысленной трубе миномета. Она напряглась, хлопнула, и снаряд со свистом ушел в небо.
Ванюшка уже почти дотянулся до подсолнуха. Когда, что, то просвистело и хлопнуло недалеко от забора. Срезанный осколком подсолнух упал на землю. Ванюшка свалился с бочки на кучу песка. Во двор выбежала мать.
