Частьпервая.
– Эй, салаги, б…, иди сюда!
– Вам чё, сука, жить надоело?! Ну-ка быстро ко мне!
– Кому сказал, бегом сюда!
Наглого вида группа солдат-кавказцев с растёгнутыми до груди воротами гимнастёрок и приспущенными ремнями, примерно так, только в сочетании с матом, позвала нас познакомиться, когда мы- пятеро новоприбывших в полк солдат, переступили порог армейской казармы, большого помещения, в котором в несколько рядов были расставлены около пятидесяти коек с тумбочками и табуретками.
– Б…, сюда иди… и дальше тирада матерных слов.
Мы- два новоиспечённых младших сержанта и трое рядовых из разных учебок, медленно молча приблизились к "дедам".
Усатый высокий сержант, по всей видимости, азербайджанец и низенький тоже усатый полный армянин со сверлящим взглядом позвали меня первым. Возле них стояло ещё солдат семь.
– Эй ты! Иди сюда! Ты кто?
– Младший сержант Дзюбов…
– Мы видим, что младший. Я спрашиваю: кто ты по национальности?
– Еврей
Секундная пауза показалась вечностью. Я подумал, что впервые в жизни произношу это слово открыто и с достоинством.
– Хорошо. У нас нет евреев. Ты первый.
Такого спокойного ответа от них я не ожидал, но сразу понял, что они к евреям относятся лучше, чем русские в моём родном Саратове.
– А ты – кто? – перекинули пристальное внимание "деды" на второго белобрысого младшего сержанта в очках.
– Младший сержант Альберт. Я русский…
– Что-то не похож ты на русского и фамилия… Откуда ты?
– Из Молдавии из Кишинёва
– Так ты молдаван?
– Нет. Русский…
– Смотри. Если врёшь- тебе не жить.
Остальные: рядовой Житарь, полноватый, высокий и интеллигентный, но с детским испуганным и растерянным выражением лица студент, молдаванин из Кишенёва, русский парнишка, которого я плохо запомнил, и азербайджанец Мамедов из моей учебки.
Последнего приняли как родного и тут же отвели в сторону- "зёма" (земляк) и перешли на азербайджанский. А нам четверым сказали, что тут нет деления на сержантов и рядовых, а всем "салагам" до года службы положено подчиняться "дедам"– кто прослужил от года до полутора лет и "дембелям" – от полутора лет до увольнения. Кроме беспрекословного подчинения в наши обязанности будет входить читать "дембелям" сказку на ночь, но это они объяснят позже.
"Ясно?! Салллаги!"– рявкнул усатый сержант-азербайджанец.
В ответ кивнул и промямлил "так точно" только запуганный Житарь.
Последнюю из сплошного мата фразу я понял так: "Кто не будет подчиняться- будем избивать до смерти"…
Ноябрь 1985-го был холодным. В последние недели в учебке мы уже перешли на зимнюю форму одежды: новенькие по-размеру шинели и шапки вместо пилоток сидели на нас идеально. С группой солдат и сопровождающим офицером мы сели на поезд Москва-Ивано-Франковск, который примерно за сутки должен был довезти нас, и оттуда ещё одним поездом мы должны были добраться до нового места службы возле городка Надворная, расположенного в Прикарпатье, недалеко от границы с Румынией. В память врезался момент, когда была остановка поезда во Львове. Перед тем, как выйти подышать воздухом или курящим- покурить, офицер провёл с нами беседу:
"Львов- это вам не Россия и даже не Украина- а Западная Украина. Местные жители- это потомки бендеровцев и тех, кто был против Советской власти. Остались и те, кто воевал на стороне фашистов. Русских здесь не любят, а Советских солдат- ненавидят. Приказываю: от поезда не отходить и быть начеку."
Из Ивано-Франковска до Надворной ехало меньше десяти солдат. А там нас встретил прапорщик на грузовике, в который посадили меня, ещё одного младшего сержанта и трёх рядовых солдат.
Воинская часть занимала довольно большую территорию и в неё входили не только ракетный технический дивизион, куда нас распределили после учебки, но там же были казармы и пехоты, и связистов, и других подразделений, огромная общая столовая и чайная- небольшой магазин-буфет.
Половина казармы, где располагался наш дивизион, была отгорожена ширмой с широким проходом, за которой находились солдаты-водители.
Прапорщик отвёл нас в коптёрку- небольшое складское помещение, где мы сдали наше новенькое обмундирование, шинели и шапки, а взамен получили то же самое, только не по размеру и очень старое, в мазутных пятнах, якобы для работы, чтобы не пачкать новые вещи. Как потом выяснилось: всё новое отдали "дембелям" для увольнения, а нам в этом старье предстояло ходить ещё целый год. Но мы уже были готовы и к худшему, так как перед отъездом из учебки сержанты нам пообещали множество неприятных сюрпризов в "войсках" с весёлым напутствием: "Вешайтесь!"
Отбой был в десять вечера, а подъём в шесть утра, как и в учебке, но мы были очень уставшие после дороги, и я моментально заснул… Вдруг примерно через час меня сильно толкнули в плечо. В полумраке надо мной склонилось трое солдат, одного из которых я узнал: это был моего призыва рядовой Гарбаджиу из Молдавии, но не из учебки, а уже служивший в этом дивизионе в войсках.
– Подъём, сержант. Мы тебя сказке учить будем.
– Какая сказка?! Утром расскажешь.
– Нет. Нужно срочно. Мне деды приказали. А если не выучишь до завтрашнего вечера, то нам обоим так навешают, что родная мама не узнает.
– Я всё равно не запомню: память плохая.
– А ты запиши: вот тебе лист и карандаш.
Мы отошли ближе к дежурному освещению и я, положив листок на тумбочку, записал примерно такой дембельский "фольклор":
"Шестьдесят пятый день прошёл, старшина-козёл домой ушёл… Дембель стал на день короче. Всем дедам спокойной ночи." Из "инструктажа" Молдавана – такая у него была незатейливая кличка, я понял, что деды будут нас "салаг" вызывать в любое время, а мы должны вести счёт: сколько дней им осталось до дембеля или официального дня начала увольнения их призыва. Ну и, естественно, рассказывать им эту "дембельскую сказку". Меня разбудили не первым: младший сержант Альберт, который прибыл со мной, тоже не спал и читал эту "сказку". Разговаривать с ним я не стал, так как он мне показался очень замкнутым, и я быстро уснул.
На утро, по команде "Технический дивизион, подъём!", мы быстренько оделись, застелили наши койки и собирались идти умываться, как нас, всех пятерых, прибывших из учебки, остановил сержант Асланов, тот самый высокий усатый азербайджанец.
– Куда?! Вернитесь и застелите остальные койки.
– Какие? Мы свои застелили.
– Вот эти…
И сержант указал нам на девять коек, причём на двух из них продолжали ещё спать деды. Приказ сержанта, да ещё и деда, пришлось выполнять. Только рядовой Мамедов воспользовался тем, что он "зёма", кое как застелил одну кровать, а нам каждому досталось по две.
Утренней трёхкилометровой пробежки, к которой мы привыкли в учебке, здесь не было. Но до завтрака всё же надо было привести себя в порядок, почистить сапоги.
