Все события вымышлены, любые совпадения случайны.
В тексте романа присутствовуют сцены вскрытия. Для особо впечатлительных буду выделять их другим шрифтом и обозначать начало и конец звездочкой.
Так же в профессии героя могут быть допущения в угоду сюжета.
***
*Захожу в секционку и принимаюсь бездумно натягивать перчатки и фартук.
Удушливый запах крови, привычно врезается в ноздри, но рвотных позывов уже давно не вызывает.
У нас и не такие запахи тут бывают...
На залитых кровью столах лежат уже обнаженные, выпотрошенные тела с зияющими красными дырами.
Органокомплекс извлечен умелой рукой моего верного помощника-санитара Степана и лежит в ногах моих сегодняшних " пациентов".
Для обычного человека эта картинка наведет жутчайший ужас, для меня-это рабочие будни.
Обвожу глазами зал, оценивая сколько у меня сегодня исследований, но замираю
когда они впиваются в бледное, женское тело с трупным оттенком синюшности.
Дернув кадыком, пытаюсь взять себя в руки.
Со смертью я на "эй, ты", ведь эта старушка подкидывает мне работу каждый день.
В судебной медицине я уже пять лет и многое видел.
Я вскрывал младенцев, молодых, красивых девчонок и пацанов, людей, которых безжалостно переехал поезд и тех, кого нашли в лесополосе год спустя.
Для меня уже давно покойники, мирно ожидающие меня на секционном столе не воспринимаются, как люди. Это объект исследования. Не более. Никаких эмоций и параллей с личным.
В общем, видел я достаточно, для того что бы не округлять глаза при осмотре нового " пациента", но именно сейчас я не могу прикоснуться к телу, которое лежит на первом столе.
– Тёмыч, ну чё, работаем?– кивает Степан на труп девчонки, держа возле ее головы инструмент.
Я знаю, что он должен сделать.
Я знаю, что должен сделать я.
Блядь...
На несколько секунд превращаюсь в безмозглый овощ.
Ползу глазами по когда-то ухоженным тоненьким пальчикам, цепляя взглядом все родинки, незначительные шрамы...
Херня это все!
Я не знаю ее тела, я никогда его не видел.
Отвернувшись, часто дышу, стараясь усмирить выпрыгивающее из груди сердце.
Я не могу отказаться от трупа. Права не имею. Она мне никто. Никто, мать твою! Тогда почему такая херня внутри твориться?
– Артём Константинович...Все в порядке?– подаёт голос Марина, наш лаборант, но я проигнорировав ее беспокойство хрипло произношу, обращаясь к Стёпке.
– Поверни ко мне ее голову...
Черт...
Горло моментально пересыхает, а пульс долбит так, словно это мое первое вскрытие.
Опустив веки пытаюсь взять себя в руки, впервые боясь взглянуть в глаза покойнику.
А вдруг...это и правда она?
*
Артём Неустроев
– А мама говорит, что девочек обзывать не хорошо, но я одну сегодня назвал " обезъяной"...– признается Максим, ковыряя колесо игрушечной машинки.
Вздохнув, ловлю в зеркале заднего вида виноватую мордашку симпатичного пятилетнего мальчугана которого я, вроде как должен воспитывать, но у меня это не всегда получается.
Что я ему могу сказать? Некоторые девочки порой и правда заслуживают хорошей встряски. Я тоже одну давно хочу обозвать и увы, не только обезьяной
Но мы, мужики вроде как джентельмены. Беречь девчонок должны, на руках носить и все такое.
Тарабаню по рулю пальцами, обдумывая, как бы нам с Максом обогнуть назревающую пробку.
Выехали из дома мы сегодня поздно, а это значит, что я могу опаздать на работу.
– Это ты зря, конечно...Больше не обзывайся, хорошо?– прошу примирительно, вновь косясь на малого.
Он, вздохнув соглашается и я очень надеюсь, что подобного больше не повторится.
Нам с Дашкой по хорошему счету надо больше внимание Максу уделять, но мы пашем без отпусков и выходных.
– Только ты маме не говори...– доносится с заднего сидения, в тот момент когда я, совершив запрещенный маневр, нагло выруливаю на тротуар и быстро по нему проехав пару метров, сворачиваю у светофора.
Макс, округлив глаза наблюдает, как из окна нам грозит кулаком какой-то мужик в черной бесболке и я вновь смотрю в зеркало заднего вида, хмыкнув.
– Ты тоже не рассказывай.
Я не могу похвастаться хорошими манерами и прекрасно понимаю, что порой подаю пацану плохой пример.
Я правда пытаюсь стать лучше.
Ради него.
Парню нужен рядом достойный мужчина, что бы стать для него авторитетом.
Пока с этим у меня выходит херово.
Максим широко улыбается и проводит сложенным кулаком по губам, имитируя застегивание молнии.
Усмехнувшись, качаю головой.
Очень бы хотелось верить в то, что он ничего не растрещит матери, хотя подозреваю, что этот малой выложит все при первой же возможности.
На лобовое падает несколько крупных капель, давая все основания подозревать, что это начало хорошего ливня.
На улице конец августа и уже периодически по городу проходятся неплохие дожди.
Заехав во двор, обнаруживаю под козырьком старенькой пятиэтажки съежившуюся от дождя Дашку.
Она растирает предплечья озябшими руками и мне очень не нравится ее взгляд.
Словно она плакала.
Опять!
Твою мать!
Сжав зубы, мечтаю набить морду ее бывшему мужу.
Не скажу, что он был уродом всегда, но последние три года мы просто охереваем от того, во что он превратился.
Это началось на последних месяцах Дашкиной беременности.
Макс был еще в животе, когда его папаша впервые завалился домой обдолбанным.
Вероника с Дёминым тогда жили в Германии, именно поэтому Даша набрала меня.
Больше было не кому звонить.
Вообще.
Моя первая реакция была не однозначная.
Тогда ее лучшая подруга не херово прокатилась по мне катком своего самолюбия и мне хотелось послать Бабкину вместе с ее мажористой приятельницей ко всем чертям.
Но вся беда в том, что я просто не могу отказать в помощи.
Никому.
У Дашки была тяжелая ситуация: мать в реанимации после ковида, обдолбанный муж, восьмой месяц беременности и, как выяснилось потом-огромный долг, который ее губастых хер умудрился заработать за один сраный вечер.
Глупо конечно все это, но именно после этого вечера мы с Бабкиной прожили вместе два года.
Я встречал ее с роддома и занимался ее разводом.
Я организовывал похороны ее матери и утешал Дашку в последующие трудные дни.
Я блядь был ее единственным плечом.
Моя мама мечтает, что бы мы с ней поженились.
К Максу она относится, как к внуку, а он считает ее единственной бабушкой.
Родители Дена отвернулись от них сразу же, как Даша подала на развод и переехала ко мне. Они считают ее шлюхой.
А я их презираю и за это и за то, что отказались от ребенка.
По-скотски это.
Как я не пытался огородить Бабкину от долгов Дена, она дуреха все равно все выплатила.
Пришлось ей продать новую квартиру и взять что-то поскромнее.
– Вы долго‐ ворчит Даша, поправляя кепку сыну.
Макс обнимает тонкую талию мамы и замолкает.
Я знаю, как он по ней скучает, когда остается ночевать у меня.
