«Мистер Колбаба, мне очень жаль сообщать это, но у вас не получится стать врачом. Вы должны отказаться от своей мечты и найти другую работу».
Это был последний комментарий одного из самых влиятельных врачей в Чикаго, декана престижной медицинской школы, во время моего собеседования в эту организацию в 1971 году.
Я был опустошен после этих слов, ведь просто не мог представить себя кем-то, кроме врача, и мне потребовалось несколько недель, чтобы прийти в себя после его «советов». Я и правда не был самым прилежным студентом, но его заявление, вместо того чтобы деморализовать, мотивировало меня и придало уверенности. Ничто не могло помешать мне достичь цели – поступить в медицинскую школу и стать самым лучшим врачом, каким только можно быть.
Недавний выпускник Корнельского колледжа, я работал полный день, но мне пришлось поступить в Университет Рузвельта на единственный вечерний курс органической химии в Чикаго, потому что я пропустил этот предмет во время обучения в колледже. Дорога от моего дома до Де-Калба[1] на машине составляла почти семьдесят миль в каждую сторону[2], поэтому я клал учебник на руль и запоминал формулы, пока ехал (никому не советовал бы этого делать). В «свободное» время я изучал все основные предметы, которые входили во вступительный экзамен MCAT[3].
На следующий год, после успешной сдачи экзамена, мои оценки улучшились с 20 процентилей до более чем 90[4], и две медицинские школы предложили мне обучение. Я все еще был полон энергии и амбиций и с отличием окончил Медицинский колледж университета Иллинойса. Для ординатуры я выбрал ближайшее заведение, в котором мне и посоветовали отказаться от желания стать врачом. В редком порыве поэтической справедливости этот факультет затем объявил меня интерном года, и эту награду вручил тот же декан, который тогда посоветовал мне сдаться!
Главное в постоянно меняющейся медицине – проявление любви к пациентам и своему делу.
Потом пришлось снова перевестись, чтобы окончить ординатуру по внутренней медицине[5] в клинике Мэйо в Рочестере, штат Миннесота. Впоследствии я открыл частную практику в Уитоне, штат Иллинойс, и наслаждался каждой минутой своей тридцатипятилетней карьеры. Я пошел в медицину в надежде помочь тем, кто нуждается в этом, и бесконечно благодарен за возможность заниматься именно таким делом, хотя это достаточно скромный вклад.
Медицина сильно изменилась с тех пор, как я начал работать. Теперь у нас есть компьютерная томография, эндоскопия (к счастью или к сожалению, она включает в себя колоноскопию), МРТ и малоинвазивная хирургия[6]. Но проявление любви к тем, кому мы служим, никогда не изменится. Держать за руку расстроенного пациента в кабинете, рассказывать плохую шутку, чтобы облегчить часто мрачное настроение больного, или произносить молитву с верующей семьей – это те неосязаемые моменты, которые помогают исцелить человеческий дух.
Около десяти лет назад со мной произошел один случай, который невозможно объяснить логически. Утром я проснулся с осознанием того, что одному из моих пациентов, Тейлору Джонсону, требуется сканирование легких. Не знаю, почему я так подумал. Это действительно не имело никакого смысла. Больной страдал от недиагностированной боли не в груди или легких, а в животе!
Во время поездки в Луизиану у Тейлора развилась сильная боль в правом верхнем отделе живота, типичная при заболеваниях желчного пузыря. Он дозвонился до меня во время путешествия, и я посоветовал обратиться в отделение неотложной помощи, где ему сделали несколько анализов крови и УЗИ желчного пузыря. Результаты не выявили патологий. Затем по возвращении Тейлора я принял его в своем кабинете и сделал несколько дополнительных анализов крови и специальное сканирование печени и желчного пузыря, чтобы помочь в дальнейшем диагностировать то, что казалось болезнью именно этого органа. Все результаты были нормальными, но боль не отступала.
То, что у меня было такое острое чувство необходимости сканирования легких, просто не было разумным. Проблема явно была не в них, но я не мог выкинуть эту мысль из головы. Поэтому я предпринял необычный шаг – позвонил Тейлору в семь утра, перед утренним обходом пациентов.
– Сегодня вам нужно сделать сканирование легких, – сказал я ему.
После того как эти слова слетели с моих губ, я покраснел от смелости своего заявления. Обычно я не столь прямолинеен, но у меня возникло ощущение срочности, которое действительно нельзя было объяснить.
Последовало ошеломленное молчание, после которого Тейлор ответил: «К сожалению, сегодня днем я уезжаю в Денвер, и мне нужно собрать вещи и быть в аэропорту к двум часам».
Я помолчал минуту, подыскивая слова. За свою медицинскую карьеру я научился ценить переговоры, поэтому спросил: «Если организовать сканирование до полудня, у вас получится прийти?»
На другом конце телефонной линии снова воцарилось молчание. Затем последовало неохотное: «Ладно».
Я почувствовал облегчение, хотя не знал почему. Затем я позвонил в отделение радиологии, что обычно делала моя медсестра.
– Могу ли я провести КТ с контрастом грудной клетки до полудня? – спросил я.
Просьба была встречена сдержанным смехом.
– Все время расписано до конца недели, – последовал ответ.
Затем последовало молчание с моей стороны.
Должно быть, этого было достаточно, чтобы лаборант из отделения радиологии сдался, потому что он сказал: «Хорошо, присылайте сюда своего пациента».
Я перезвонил Тейлору и сообщил ему эту новость. Он может пройти обследование сейчас и вернуться домой еще утром, чтобы собрать вещи. Я по-прежнему чувствовал себя немного странно, придавая такое большое значение обследованию, в котором, возможно, и не было необходимости. Так продолжалось до тех пор, пока два часа спустя не пришли результаты сканирования от рентгенолога.
– У Тейлора Джонсона массивная легочная эмболия[7] в правом легком около диафрагмы, – сказал он. – Наверное, поэтому у него были такие сильные боли в животе, а не в груди. Правильно, что решили сделать сканирование легких. Вы, наверное, спасли ему жизнь!
Иногда люди исцеляются без лекарств, и об этом могут рассказать не только пациенты, но и сами врачи. Нужно только их разговорить.
