Бард Чай задумчиво проговорил:
– Культы, значит…
И посмотрел на мусороприемник, который со скрежетом пережевывал ленту с отчетом. Аппарат давно не смазывали, и он проржавел. Работая, он натужно подвывал и исходил ядовито пахнущим дымком. Чай покачал головой и выключил машину – ее покрытая вмятинами поверхность стала приобретать отвратительно алый оттенок. Перегрелась. С лентой, правда, справилась. Чай запихнул в приемную щель кучу отбросов, аппарат снова подавился мусором.
– Культы?.. – слабым эхом откликнулся Бард Сун У. Он с усилием вынырнул из собственных мыслей и изобразил заинтересованную улыбку на круглом оливково-желтом лице. – Вы говорили о культах?
– Культы угрожают стабильности общества. И наше общество – не исключение.
Чай задумчиво сплетал и расплетал тонкие изящные пальцы.
– Низшие слои общества недовольны сложившимся порядком вещей по определению. Их сердца опаляет зависть к тем, кого колесо вознесло над их головами. И потому они в тайне ото всех сбиваются в фанатичные стаи, банды, готовят мятеж. Встречаются в темноте ночи, беспрестанно подвергают сомнению общепринятое. Испытывают извращенное удовольствие, нарушая основные правила и установления.
– А… да, – согласился Сун У. – В смысле… – тут же поправился он, – я хотел сказать: просто невозможно поверить, что люди способны на отправление подобных отвратительных ритуалов. И на такой фанатизм.
Сун У нервничал. Он поднялся на ноги:
– Мне пора, если позволите.
– Подождите, – резко отозвался Чай. – Вам знакома Детройтская область?
Сун У, морщась, кивнул:
– Немного.
Энергично отмахнув рукой, Чай принял решение:
– Вас-то я туда и пошлю. Проведете расследование, вернетесь с отчетом. Отчету присвоена голубая полоса, вам понятно? Если культ опасен для общества, мы поставим в известность командование Святой Длани. В секту сбивается самое отребье – ремонтники. – И он скривился: – Ну, вы понимаете. Низшая каста. Белые, здоровенные, волосатые громилы. А по возвращении получите отпуск. Шесть месяцев в Испании – сможете копаться в заброшенных городах, сколько захотите.
– Белые! – охнул Сун У, и его круглое лицо позеленело от ужаса. – Но я… мне в последнее время нездоровилось… пожалуйста… возможно, имеет смысл послать кого-то другого, кого-то…
– Да вы никак поклонник теорий Сломанного Пера? – Чай изумленно поднял бровь. – Согласен, Сломанное Перо – блестящий лингвист, я у него учился – недолго, но все же. Вы знакомы с его учением? Нет? Он настаивал на том, что белые происходят от неандертальцев. На это указывают их несоразмерно огромный рост, густой волосяной покров, грубые черты лица. Самой природой они отсечены от понимания материй, превосходящих животный, горизонтальный, так сказать, уровень жизни. Всякие попытки обратить их бесполезны. – И он смерил молодого человека строгим взглядом: – Знаете, почему я вас туда посылаю? Потому что я имею твердую, непоколебимую веру в ваше исключительное благочестие.
Сун У жалобно заперебирал четки:
– Слава Элрону, да будет благословенно его имя, – пробормотал он. – Вы слишком добры ко мне.
Сун У просочился в лифт, и тот, погромыхивая, гудя и замирая между этажами повез его вверх – на самый верхний уровень здания Главной Коллегии. Выскочив из лифта, он быстро пошел по полутемному коридору. Редкие лампочки источали желтоватый свет. Через несколько мгновений он уже стоял на пороге зала сканирования и демонстрировал пропуск роботу-охраннику:
– Бард Фэй Пан у себя?
– Истинно так, – ответил робот и посторонился.
Сун У шел по залам, полным ржавых, отслуживших свое механизмов – пока не оказался в крыле, где аппаратура еще находилась в рабочем состоянии. Зять сидел и работал, низко склонившись над какими-то схемами, раскатанными по одному из письменных столов. И трудолюбиво что-то переписывал – от руки, естественно.
– Да пребудет с тобой ясность, – пробормотал Сун У.
Фэй Пан поднял глаза и смерил его сердитым взглядом:
– Сколько раз тебе говорить – не ходи сюда больше! Если в Святой Длани узнают, что я разрешаю тебе использовать сканер в личных целях, меня вздернут на дыбу!
– Не кипятись, – пробурчал Сун У, похлопывая всполошившегося родственника по плечу. – Это в последний раз. Я ведь уезжаю. А потом и вовсе умру. Так что последний раз посмотрю. – Оливковое личико скривилось в жалостной, умоляющей гримасе. – Скоро, совсем скоро ожидает меня поворот колеса. Это последняя наша беседа!
Вдруг лицо Сун У стало холодным и расчетливым:
– Ты же не захочешь отягощать душу подобным проступком, правда? Время идет к концу – как со мной расплатишься за такое?
Фэй Пан громко фыркнул:
– Ну ладно, ладно. Но во имя Элрона – не рассиживайся там!
Сун У заторопился: подбежав к сканеру-матке, быстро взобрался в хлипкую кабину. Включил аппарат, приник к визору, завел куда надо свою именную метку и медленно повел вперед рычаг пространственно-временного континуума. Старинный механизм закашлял, зачихал и пробудился к жизни, отслеживая его метку в вариантах будущего.
Руки Сун У дрожали. Да что там, он трясся всем телом. По шее катился пот. Он завороженно наблюдал за миниатюрным изображением себя – как он прыгает, носится и бегает. «Бедненький Сун У», – расстроился он. Крошечное существо суетилось, скрупулезно исполняя свои обязанности. Восемь месяцев. У него осталось лишь восемь месяцев. Быстрее, быстрее! Существо носилось как угорелое – а потом падало и погибало.
Сун У отнял голову от визора и попытался успокоиться. Сердце колотилось как сумасшедшее. Нет, на собственную гибель он мог смотреть спокойно. А вот то, что следовало за ней… ох, это и было самым ужасным.
Он помолился – беззвучно, про себя. Достаточно ли он постился? Умерщвляя плоть, он четыре дня бичевал себя – и не чем-нибудь, а хлыстом с металлическими шипами. Самым тяжелым. Он раздал все свои сбережения. Разбил потрясающе красивую вазу, унаследованную от матери – между прочим, семейное сокровище. Он вывалялся в грязи и дряни в центре города, на глазах у сотен людей. Этого должно быть достаточно. Иначе и быть не может! Но как же мало у него времени…
Призвав остатки мужества, он выпрямился. А потом снова склонился над визором. Бард весь дрожал от ужаса. А что если ничего не изменилось? Что если он недостаточно смирялся и умерщвлял плоть? И он положил руку на ручку настройки, отправляя курсор по временной линии – за точку своей гибели.
И тут же завизжал и замахал руками от нестерпимого ужаса. Будущее осталось прежним! Точно таким, как было! Оно нисколько не поменялось! Вина его настолько страшна, что никакой аскезой ее не искупить! Во всяком случае, за такое короткое время! Такой проступок заглаживается годами послушания и смирения, а у него нет этих лет!