©Тори Ру, 2022 г.Редактор Л. Яхина.
Дождь барабанит по подоконникам, стекает по запотевшим стеклам, с шипением растворяется в мутных ручьях под колесами ползущих по городской улице автомобилей и исчезает в решетках ливневок.Я стою у открытой рамы, морщусь, глотая остывший кофе, затягиваюсь тошнотворным дымом отсыревшей сигареты и наблюдаю за разноцветными грибами зонтов, плывущими к остановке.Через полчаса я присоединюсь к веренице невыспавшихся обывателей — обреченно поскачу через лужи к автобусу, сшибая плечами нерасторопных попутчиков, прорвусь в его теплое нутро и займу место у окна. Чтобы, добравшись до пункта назначения, разделить с коллегами участь офисного планктона.Посторонние руки обвивают талию, и я вздрагиваю от неожиданности.— Майка, заканчивай с пагубными привычками! Мы опаздываем! — раздается за спиной, по обонянию бьет тяжелый запах перегара.К горлу подступает кислятина, в голове пустотой отдается похмелье, но я широко улыбаюсь:— Олег, ты поезжай. А я на автобусе! — Оглядываюсь и не даю ему возможности возразить: — Нам только слухов не хватало! Натали и так готова сожрать меня за любую провинность.В глубине души я страстно желаю, чтобы он продолжил настаивать на совместной поездке в такси — тогда нам придется одновременно показаться в офисе, вызвав шлейф пересудов, и хотя бы частично рассекретиться, но Олег быстро убирает руки и отступает в глубину сумрачной комнаты:— Как хочешь... Мое дело предложить.— Да, пожалуй, так будет лучше.Закрываюсь в ванной и с раздражением слушаю, как Олег хозяйничает на моей кухне — гремит посудой, глотает кофе, чавкает, подвывает голосу Фредди Меркьюри, доносящемуся из охрипших динамиков старого радио и учиняет полнейший беспорядок.Меня бесят крошки и немытые чашки, которые он вечно оставляет на столе, его опухший заспанный вид по утрам, навязчивый горький парфюм, наигранный оптимизм и одышка...— Я пойду! — наконец сообщает он из прихожей, и я вздыхаю.— Увидимся!Щелкает дверной замок, повисает долгожданная тишина.Умываюсь холодной водой и долго разглядываю бледное лицо в заляпанном мыльными разводами зеркале.Большую часть времени мне абсолютно наплевать на существо, которое изо дня в день пялится из потустороннего мира, лишь подмечаю устало, что уголки его губ слегка опустились, кожа потускнела, а прозрачные глаза стали мутными и безразличными...Все просто — мне уже тридцать два. Наедине с собой я не думаю об этих абсурдных цифрах, но мама, очередные доброхоты в лице того же Олега или не в меру любопытных коллег, дата рождения в документах и даже проклятое зеркало все равно навязчиво напоминают о них.Я отвожу взгляд. Идиотизм какой-то.А я не заметила, как где-то в суете затерялись и исчезли неунывающие приятели, светлые мечты, надежда на большую любовь, крепкую семью, ребенка... Растворились, утекли сквозь пальцы последние десять лет моей жизни.Все, что у меня есть сейчас, — тесная однушка в спальном районе, оставшаяся от умершей бабули, нелюбимая работа в офисе на другом конце города и Олег — мой непосредственный босс, с которым нас связывают совместные походы в бары и поездки ко мне по окончании «культурной программы».Похмелье отзывается дрожью в пальцах.Я клятвенно обещала себе, что не стану брать трубку, когда он в очередной раз позвонит вне работы, но ночи — страшное, беспощадное время суток, время бессонницы и ненужных навязчивых мыслей — переживать в одиночестве очень сложно. И я по первому зову еду в клуб, где Олег ждет меня с банкой холодного пива и кривой улыбочкой, и все начинается по новой.Всплеск, ледяная вода обжигает щеки, я закрываю кран, выхожу и выключаю за собой свет.***
Стремительно занимаю пустое сиденье на задней площадке автобуса и буквально прирастаю к нему — мне предстоит еще полчаса дремать в переполненном салоне, борясь с последствиями бурно проведенного вечера и ночи. Прячу мокрый зонт в пакет, разматываю наушники, затыкаю ими уши и отключаюсь от внешних раздражителей.Под аккомпанемент любимой музыки смотрю на унылые картинки, проплывающие снаружи, веки тяжелеют, озноб постепенно отпускает. Но в размеренный медляк «Слипов» вклиниваются отрывистые посторонние звуки.Моргаю, озираюсь и нахожу их источник — агрессивно настроенные пенсионерки орут на попавшего под раздачу неудачника, внося разнообразие в рутину затянувшейся поездки. Остальные пассажиры увлеченно наблюдают за склокой.Лишь на средней площадке, олицетворяя собой весь пофигизм этого мира, в окно безучастно уставился мальчишка в наушниках и черной толстовке с капюшоном.Cонный взгляд задерживается на нем, и в душе вдруг оживают воспоминания о несбывшемся, мечты и планы, срок которых давно истек.Он похож на моих утраченных приятелей — на всех сразу.На приятелей, что почти пятнадцать лет назад носили на плече рюкзаки с цепями и значками и думали, что им под силу перевернуть реальность.Но она поглотила их — в угаре тусовок пролетели школьные дни, окончилась студенческая жизнь, одна за другой отгремели веселые свадьбы... Кто-то уехал в другую страну, кто-то сгинул в алкогольном дурмане, кто-то располнел, надел галстук, ездит на ненавистную работу в офис и при редких встречах стыдливо прячет глаза, а у иных все хорошо — семья, быт, подрастают дети.Только я все еще ношу нелепые кеды, джинсы и подростковые худи и никак не могу въехать в абсурд, происходящий вокруг.Мои ровесники давно стали взрослыми. Тогда... кто же я?Мальчишка отмирает, поправляет рюкзак с белой буквой «А» в полустертом круге и хватается за поручень, продираясь к выходу.Замечаю разбитые костяшки, рельеф вен на загорелом предплечье чуть ниже закатанного рукава, хмурый взгляд темных глаз из-под челки, устремленный прямо на меня.Он смотрит на меня.Я дергаюсь, отворачиваюсь и заливаюсь позорным румянцем.Черт бы побрал эту глупую привычку пялиться на молодых парней, разглядывать их, отрешившись от возраста, установок, обязательств, отпустив на свободу мысли.Извращенка. Иди объясни ему теперь, что не имела в виду ничего такого, что так ты ненадолго возвращаешься к себе настоящей, затерявшейся в пене дней и лет девочке, что умела искренне смеяться и хотела любить всей огромной душой.Механический голос объявляет название остановки, и парнишка шагает к дверям.Тайком разглядываю потертую «Анархию» на рюкзаке, пылающие, покрывшиеся пунцовыми пятнами щеки парня и злорадно улыбаюсь.Оказывается, я все еще могу кого-то смутить.***
В офисе витает дух растворимого кофе и подвальной сырости, унылые коллеги встречают меня сдержанными кивками и тут же теряют всякий интерес.Натали, смерив презрительным взглядом мой прикид, демонстративно смотрит на часы и поджимает в досаде губы — я пришла за пять минут до начала рабочего дня и причин для выговора нет.Я не слишком почитаю здешний дресс-код, не умею подстраиваться под обстоятельства, держать нос по ветру и заводить полезных друзей, наверное, поэтому за десять лет так и осталась рядовым сотрудником и менеджер Наталья Феликсовна меня просто не выносит.Олег, пришедший на полчаса раньше, уже отлично создает видимость работы — что-то орет в телефон, комкает бумажки, вертится на стуле, и тот жалобно скрипит.От взгляда не ускользает занятная сценка — Натали наклоняется к стопке отчетов, с грацией дикой кошки выпячивает обтянутую гипюром задницу, а Олег пялится на нее, словно загипнотизированный, и утирает пот со лба.Увидев, что я заметила, он расплывается в улыбке и заговорщицки мне подмигивает.Здравый смысл молотком стучит по темечку: нужно завязывать. Хватит напиваться в середине рабочей недели, хватит приводить домой кого попало, чтобы потом не слишком правдоподобно стонать под его грузной тушей, изображая вовлеченность в процесс.В этот момент я в очередной раз осознаю, насколько никчемной являюсь — в приступе самобичевания втискиваю замерзшие пальцы в узкие туфли на шпильке, стягиваю худи и повыше поднимаю рукава блузки.Приди, работа. Сегодня я, как всегда, собираюсь вкалывать до потери сознания.***Дождь прекратился, полосы синих туч расползлись по красному закатному небу, запоздалые капли срываются с листьев окруживших офисное здание тополей.Затянувшись напоследок, бросаю окурок в урну у входа, кисло улыбаюсь незнакомке — задержавшейся сверхурочно подруге по несчастью — и уверенно шагаю прочь.Хотя идти мне в общем-то некуда.Май окончательно вступил в права — тенью ошивается в подворотнях, исподтишка творит свое неведомое волшебство, кружит голову и быстро уходит прочь одиноким прохожим с рюкзаком за спиной.Я брожу по глянцевым улицам, потеряв счет времени, подмечаю незначительные мелочи, полутона, звуки, а томление, ожившее еще утром, уже не вмещается в душу, сдавливает горло, вызывает слезы, гонит в неизвестность.Пахнет грибами, хвоей, озоном и гарью, в стремлении выгнать из легких остатки сигаретного дыма я глубоко вдыхаю сырой теплый воздух.Стая шумных детишек выбегает из сумерек и бросается врассыпную, удирая от встревоженных пап и мам, зачинщица — маленькая девочка с огромным бантом — в шаге от меня спотыкается о невидимый камень.Вздрагиваю, подаюсь вперед и ловлю ее за доли секунды до падения на асфальт. И ощущаю чистое блаженство — нежное уютное тепло маленькой ладони в своей вечно пустой руке... Быстро разжимаю пальцы, растерянно улыбаюсь и под слова благодарности запыхавшихся родителей поспешно ухожу.Молодежь с разноцветными патлами заняла любимую скамейку на площади у ТРЦ; тихонько присаживаюсь на гранит ограждения спящего фонтана и наблюдаю из темноты, как парни и девушки без забот и проблем смеются, шутят, обнимают друг друга, целуются и ссорятся, но в воздухе все равно витает любовь.Потертый знак «Анархии» на рюкзаке одного из присутствующих мальчишек, мелькнувший в голубоватом свете фонарей, заставляет прищуриться.Так и есть — паренек из автобуса. На миг задерживаю дыхание и смотрю во все глаза — кажется, я становлюсь свидетелем его личной драмы.— Пошел ты! — визжит рыжеволосая девочка в чем-то бесформенном и черном, вскакивает, с размаху отвешивает ему звонкую оплеуху и гордо удаляется в ночь.Парень, признавая полное поражение, откидывается на деревянную спинку скамейки, трет щеку, огрызается, а его дружки дико гогочут.***
