Так уж получилось, что главным событием начала весны для нашей семьи и еще многих людей, живущих в Ратушном квартале, стало то, что муж моей сестры обрил голову.
Решению этому предшествовала долгая борьба Оле с самим собой. Капитан городской стражи не терпел вольнодумства в прическах и всегда стригся по-военному коротко. Это было его несомненным правом, вот только волосы Свана думали иначе и, словно мстя ему за экзекуцию, скручивались в несерьезные колечки, чем короче, тем плотнее. Ну не может же предводитель городских охранителей ходить с головой как у свудагского барана! Яичный белок и прочие ухищрения не помогали, шевелюра, тщательно распрямленная утром, уже к полудню начинала нахально курчавиться.
Устав от многолетней войны, Оле нанес противнику коварный и решительный удар.
Когда Сван, поблескивая голым черепом, появился утром на кухне, я подавился барком, наша домоправительница Гудрун уронила блинчик на сковородку уже поджаренной стороной, а Вестри, неуверенно гавкнув, подобрался к Оле на полусогнутых и долго его обнюхивал. Потом в недоумении оглянулся на нас: и что прикажете делать с этим дядькой со знакомым запахом и непривычной внешностью? Облаять или облобызать?
– Что? – воинственно поинтересовался Сван, поглаживая голое темя. – Очень плохо?
– Нет. Скорее… Необычно.
Славься, родной язык! Удалось найти слово, не грешащее против истины и при этом устраивающее всех. На самом же деле…
Круглая физиономия ветерана городских улиц и снежных полей была продублена холодными ветрами и прожарена солнцем до цвета корки домашнего хлеба. Светлыми полосками выделялись брови и вислые усы, но на них никто прежде внимания не обращал. Теперь же голова Оле была словно составлена из двух частей – загорелое лицо и белый скальп.
– Колобок с маслом! – обвиняюще произнесла Гудрун. – Вот на кого ты похож.
Точно. Но при этом пусть фунсы утащат в пекло всех цирюльников нашего мира, если Оле не прав. Не смех, а уважение вызывает его новый облик.
– А Хельга что? – грозно вопросила наша домоправительница.
– Мне нравится, – просто ответила вставшая рядом с Оле сестра.
– Ну раз так… – Гудрун сокрушенно махнула полотенцем и вернулась к блинчикам.
Возможно, новая прическа капитана Свана, а вернее, отсутствие таковой, так и осталась бы личным делом нашей семьи, но в гости зашла хесса Кёб. Соседку опять сразили боли в пояснице, и она, горестно охая, кое-как дотащилась до дома Къолей, дабы попросить хоть немного кхарновой шерсти. Гудрун имела неосторожность предложить ей собачью, начесанную с Вестри, и хесса Кёб, удобно устроившись у плиты, впала в философские рассуждения о том, насколько кошки лучше собак и – тонкие намеки – как в сущности плохи все без исключения владельцы псов. Где-то на втором получасе речи в кухню неосторожно заглянул разыскивающий свою каску Оле. Новый облик капитана городской стражи разом победил и недуг, и красноречие соседки. Вспомнив о неких неотложных делах в стенах родного дома, немощная старушка подхватила юбки и исчезла быстрее оставленного без присмотра масла.
Примерно через час на Замковой улице начали происходить странные вещи. Во многих домах вдруг кончились соль, мука, горючие кристаллы и прочие необходимые в хозяйстве вещи. Самым запасливым и щедрым соседи сочли дом Къолей, и хозяйки, а то и хозяева потянулись к нашим дверям. Получив желаемое и узнав, что Оле уже отбыл на службу, добрые жители Гехта направлялись прямиком к казармам городской стражи. Капрал Освальд Харп позеленел от злости и охрип, объясняя посетителям, что капитан (фунс бы вас всех побрал!) не обязан – слышите, не обязан! – лично выслушивать жалобы на покражу с крыльца старых башмаков (сами небось выкинули!) и ночные шаги под окном (да выдайте вы наконец Фриду замуж!).
Вечером наш дом посещали как заезжий театр в храмовый праздник. Соседи приходили уже целыми семьями. Мужья, подталкиваемые своими благоверными, смущенно чесали затылки и, вызвав Оле, интересовались у него с какого возраста принимают в стражу и насколько пригодна к бою обычная кочерга. Женщины и дети глазели молча. Сапожник Андреас погладил окруженную редкими волосами плешь и уважительно пожал Свану руку.
Народ тянулся до ночи. Не то чтоб в Гехте никогда не видели лысых, но чтобы по своей воле расстаться с волосами… А тут еще такой контраст между лицом и макушкой.
Постепенно звереющий Оле ехидно предложил мне увековечить его новый облик в хронике, красными чернилами. Я в ответ посоветовал ему или вовсе не снимать каску, или пару-тройку дней посидеть без нее на солнышке. Сван гневно вдохнул, дабы высказать все, что думает обо мне и дурацких шутках, но вдруг передумал и значительно поднял указательный палец – мысль была признана здравой и достойной внимания.
Еще несколько дней новый облик Оле обсуждался в домах на нашей улице, казармах городской стражи и в трактире «Три петуха», а Сван шипел на соседей и подчиненных как злющий кот хессы Кёб да подставлял солнцу бритую макушку. Потом страсти улеглись. Событие перестало быть новым и, значит, интересным. Когда сапожник Андреас решился последовать примеру Оле, соседи отнеслись к этому равнодушно – его башка, пусть что хочет, то с ней и делает.
Вот так хорошо, мирно и скучно жили мы в начале весны восьмого года правления короля Хрольва Ясного.
Ненавижу раннее утро, особенно зимой и весной. И не потому, что люблю поспать подольше. С равным удовольствием дрыхну и летом, просто сейчас…
Мрак утром еще чернее и гуще, чем вечером и ночью, и уставшие фонари уже не могут его рассеять. Окна, светившиеся уютным желтым светом, сейчас темны и безжизненны. Ни одного человека на мрачных улицах, а если и попадется кто навстречу, то проскочит мимо торопливо, тревожно. И становится жаль бедолагу, потому что только несчастье может выгнать человека из теплого надежного дома в это мерзкое время.
Темнота, неприветливое поблескивание снега, неуютность. И тишина, такая тишина, будь она трижды проклята!
…Бешеный стук в дверь и грозный лай Вестри.
– Кого Драконы благодатью обделили? – сварливо вопрошает внизу Гудрун. – Чего тебе, окаянный? Сам не спишь и людям не даешь!
– Убили, хесса Къоль, убили!
– Какая я тебе хесса Къоль? Спит она. Ни днем ни ночью бедной покоя не дают!
– Кого убили?
В длинной белой рубашке, с растрепанной косой Хельга, словно привидение, слетает вниз по лестнице. Оле на ночном патрулировании…
– Женщину убили! Я это, метельщик Кори! То есть, я метельщик, а не я убил.
