Анастасия Благодарова - Все хотят

Облако пара с ароматом свежеиспечённого печенья разорвало ветром в клочья. Тася жадно затянулась в надежде-таки ощутить обещанный привкус топлёного молока. Слабенькая химическая сладость подразнила язык и вырвалась с кашлем.

Злая жизнь – ни удовольствия, ни денег. Даже погода забирает последнее, чем полезна электронная соска – туманную завесу. Сползая с губ, она моментально тает в неспокойном воздухе. Тасе нравилось, что может спрятаться за паром хотя бы на секунду. Что эту секунду никто не видит её лица. Что до альтернатив… в шарфе жарко. А вейп1 вкусный. Во всяком случае, был таковым с жижей «Булка». Никаких лёгких «мят» или «жвачек».

«Даже здесь – лишь бы пожрать» – по привычке подколола себя девушка, обводя взглядом университетский дворик.

Прошлогодняя трава жухла буквально на глазах. Свежая в марте не проклюнется – слишком холодно. Какая-то собака, а может, очередной охотник за «сокровищами» минувшей ночью раскопал гравий, устилающий лучи пешеходных дорожек. Теперь камешки то тут, то там мусором серели на заиндевевшем газоне. Голая земля клумб голубела льдом. Из-за формы своей они больше напоминали неухоженные могильные цветники.

На всю эту красоту – всего одна скамейка, занятая первокурсниками. По-видимому, те уже прониклись беззаботностью студенческой жизни. Разумеется, сидения будут грязными, если топтать их ногами, а тушами ломать спинку. Водрузились, как воробьи на забор. Эти самые воробьи, настоящие, с пёрышками, скакали тут же, клевали шелуху. Незнакомая компашка плевалась семечками, соревнуясь, кто дальше, и хохотала. Тася же предсказуемо предпочла уединение. Потирала плечом столб, подпирающий козырёк крыльца первого корпуса. Старательно убеждала себя, что ребята смеются не над ней.

До укола электричества в зубах прикусила дрип-тип2, заприметив на горизонте яркое пятно. Точёная фигура в ядовито-красном пальто приближалась стремительно. Шпильки сапог с приятным шорохом погружались в каменное крошево, но модница будто парила над землёй. Завитушки кудрей озорно прыгали у висков, обрамляя счастливое лицо. Тасе страсть как захотелось, как пишут психологи, «орально зафиксироваться» на мундштуке для успокоения. Сосать – не глаголом жечь. Маринка избавила – помахала издалека. Беседе быть.

Птичьи кормильцы синхронно проводили красавицу взглядами. Тася, не выпрямляя шеи, сделала над собой титаническое усилие – оторвалась от «соски». Саркастично пробурчала:

– Какие люди, да вовремя! Аж к третьей паре.

– Артур подвёз. Зацени, – Одногруппница покружилась на месте, демонстрируя обновки. – В Новосибе купили.

– Где?! – опешила подруга. – Ты когда успела?

– Мы! С Артуром, говорю же!

Уголок обведённых блеском губ дёрнулся. Скользящий по лбу и линии носа взгляд Марины сделался изучающим, колючим. Таким ныряет лаборант в окуляр микроскопа. Тася угадала, что сейчас будет. Заранее сложила руки на груди в защитной позе. Голос подруги стал тише:

– А ты средством моим не пользовалась, что ли? Или это аллергия?

Та жадно вдохнула пар, медленно выдохнула.

– Не помогает мне ничего.

– Конечно, не поможет, если тебе не надо!

Тася опустила голову ещё ниже, укрывая лицо волосами хотя-бы по краям. Однажды, что называется, психанула – обесцветила на дому. Мышиный русый, конечно, в итоге всё равно взял своё, зато осталась ломкость, с сухостью на кончиках и хронической жирностью у корней. В принципе, много чего осталось с прекрасной юности – рытвины от акне, да и само акне до кучи, вкупе с высыпаниями по пышному телу то там, то сям. Если второй подбородок выражается исключительно из-за сутулости, то двадцать лишних килограммов появились от большой любви к мучному. Любви большой, да не взаимной. Одна радость – вкусная. Еда никогда не предаст и не обидит. До тех пор, пока не вырастит в цене.

Марине не понравился защитный жест Таси. Что опять пытается спрятаться – не понравилось. Не щадя маникюра своего, смахнула жиденькую прядь с изувеченной «цветением» круглой щеки.

– Перестань! – и, плотно сжав губы, очевидно смягчилась. Эта её сторона, заботливая и честная, была единственной нитью, зовущую некрасивую подругу держаться поближе к красивой. – Сама себе хуже делаешь.

– Тут можно хуже?!

– Ну! – не узнала издёвки Марина. – Волосам уход нужен, масочки. А это? Вот что на тебе опять? Ты в этом худи на субботнике по кустам шлялась.

– Не на всех хватает богатеньких Артуров, знаешь ли.

– Не язви. Хочешь остаться старой девой?

Тася хмыкнула. Отвернула голову, чувствуя, как закололо в носоглотке. «Старая дева». Да, в двадцать – уже пора. Не стоило. Не стоило ничего рассказывать Маринке о своей жизни. Она вроде и понимает, и как будто бы нет. Или ей всё равно? Сколько стоят её слова? Да и зачем вообще Марине Тася?

Возраст решает? Возраст и красота? Стало быть. Мама «в своё время» много плакала. Её предупреждали – не водись с мальчишкой! Между супругами пропасть в десять лет. Десять лет душа в душу. Затем отец сруливает к молодой, оставляя мать одну на старость лет. Или ещё образец – старшая сестра. Откопала, чёрт знает, где, благоверного – трутня-полудохлика, бытового инвалида. Зато ему хватало сил любить постороннюю на не его кровати, не в его квартире. Сестра поймала на измене… и осталась с ним. Лишь бы были «штаны».

У Таси, тогда ещё подростка, мир с ног на голову перевернулся. Если у таких женщин, на лицо приятных, и по характеру хороших, вот такое, то кто светит ей? Уж лучше никто. Никогда. Непрошенный страшный вывод нагрянул бессонной ночью совершенно нечаянно и катком подмял под себя. С той поры худышка-замухрышка, к прочей радости, попёрла в ширину. Сколиоз запряг в довесок.

Дерматологи сто советов надавали. Всё пройдёт, ты только роди! Только сладкого не ешь. Только в лес сосновый на ПМЖ укати. Жизнь половую начни.

«И масочки, – напоминала себе Тася. – Горели бы в аду эти масочки! Вместе лекарствами для нищих».

То даже глубоко философично: жить без масок, без макияжа и украшений, являя свою истинную гнилую личину. По Достоевскому повестка. Один чёрт, в свободные вечера только книжками баловаться остаётся.

Холодный ветер подсобил – высушил невыплаканные слёзы, высосал из белков красноту. Последняя затяжка показалась горькой. Хоть на асфальт швыряй паровую шайтан-машину, на потеху гогочущим первашам. Но Тася сдержалась.

– Да кончай уже дуть! Сейчас семинар у Груши, – Марина игриво потянула за рукав. – Давай, не отставай.

Пара началась десять минут назад. Из открытой аудитории доносились тихие непринуждённые разговоры, потому Марина вошла без стука. Тася следовала тенью, придерживая ворот худи повыше. Сегодня прямо сама не своя. Дурью мается.