Я закрываю за собой дверь, выхожу на площадку, здороваюсь соседями. Они говорят, что я хорошо выгляжу, и желают доброго дня, отвечаю взаимностью. Из вежливости интересуюсь, как прошёл их день, киваю и радуюсь позитивным переменам. По привычке смотрю на часы и спешно прощаюсь, потому что уже опаздываю. Я иду мимо маленького цветочного сада, прекрасной оранжереи. Красота в простоте. Задерживаюсь на пару минут, чтобы насладится великолепием цветов, их палитрой и изгибами стебельков. Каждый из них неповторимая индивидуальность, я аккуратно касаюсь лепестков кончиками пальцев, и снова мой взгляд падает на часы, предательски болтающихся на запястье. Пора идти, но мы ещё встретимся. Иду дугами улиц, сверху светит яркий холодный свет, солнце не очень- то хочет сегодня выбираться из-за туч, как и я из тёплого одеяла. Я нему в руках свой маленький кожаный портфель, который собираю каждый вечер. На мне строгий костюм и длинной пальто, начищенные туфли. Их стук эхом отлетает от стен. По пути набираю на телефоне свою жену.
– Алло, дорогая, ты уже проснулась? – Спрашиваю бодро и с нежностью в голосе.
– Да, а ты? – неуверенно спрашивает она. Я всегда умиляюсь тому, какая смешная она бывает спросонья.
– Я уже еду на работу, не хотел тебя будить, ты так сладко спала.
– Спасибо тебе, я это ценю. А когда ты…думаешь вернуться? – Спрашивает она с интересом.
– Как справлюсь со всеми делами, но постараюсь быстрее. Люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю, увидимся. Я пока помою окна, а то они у нас совсем запылились. Удачи тебе на работе.
Я кладу трубку и решаю, что сегодня вечером обязательно куплю ей цветов, целый букет, огромный, как тогда на первое свидание и специальную швабру с длинной ручкой для мытья окон. Я уже захожу в метро, неуютно, но потерпеть можно. Отвлекаю себя чтением газеты, усмехаясь над низкопробными статейками. Ещё немного и буду на месте. Статьи так утомляют, что я засыпаю и по счастливой случайности не пропускаю свою остановку. Бодро выхожу на улицу и уже вижу знакомое здание, спешу к нему, но не замечаю под ногами бордюр, снова, в который раз на одном и том же месте падаю и больно ударяюсь локтем.
– Сколько можно, каждый день одно и то же, – слышу встревоженный женский голос.
Меня подхватывают под руки и несут по длинному коридору. Сверху холодом светят ртутные лампы, между палатами разлетается смех и тихий, навязчивый шёпот.
– Надо перекрывать эти ступеньки, а то нам влетит, если этот псих однажды разобьёт себе голову, – слышу мужской голос и он тоже мне знаком.
– Что за пакет у него в руке? – Спрашивает женщина.
– Это не пакет, это его выдуманный портфель. Доктор говорит, этому мужику мерещится, что он каждый день ходит на работу. И каждый раз он спотыкается об одну и ту же ступеньку.
– Чего только в этой больнице не встретишь. За что он попал сюда?
– Вообще, убил свою жену. Но, как я понял, он ещё раньше был ненормальным, а после этого вообще с катушек слетел. Я даже не знаю, слышит он нас или нет. Но глаза у него вечно закатаны и ходит как приведение.
– Это просто ужасно, – сетует женщина. – А почему убил-то?
– Кто знает, – пожимает плечами санитар, – говорят случайно, жена мыла окно, а он передавал ей губку и толкнул ее. Голова закружилась из-за проблем с сосудами, из-за этого отпросился с работы и пришёл раньше. Ну и мужика качнуло в ее сторону, не удержал равновесия, и упал на неё. Выпала с восьмого этажа, а он тронулся.
– Какой кошмар…
Меня проносят мимо вестибюля с цветами, соседей по этажу и наконец, до моей палаты.
Я расслабляюсь и жду, ведь они всегда доносят меня до кровати, где я забываюсь мертвым сном от уколов, высыпаюсь перед работой.
Эта мысль приходит ко мне, когда в похоронном бюро, где я работаю, случайно отключается свет. И я остаюсь совсем один в кромешной темноте среди гробов. Тишина забирает неспособных, бессильных. Ночь управляет нервами, играет на них свои мелодии иллюзий из забытых ночных кошмаров. Рабочий день давно закончился, стрелки перевалили за двенадцать, в такое время я люблю проводить в порядок документы, попивая крепкий кофе. Маленькая конторка содержится в идеальном порядке, потому что я не спешу домой. Некуда спешить, если никто не ждёт. Но в эту ночь мой особый ритуал был нарушен. Кабинет резко погружается во мрак, сквозь узкие окошки пробивается тонкая струйка света. Только, этого ничтожно мало для того, чтобы я мог разглядеть свои туфли.
Я осматриваюсь и осторожно поднимаюсь со стула. Он предательски скрипит, и темнота поглощает этот жалобный звук. Медленно ступаю по деревянному полу, выставив вперёд руки, чтобы ни налететь на что-то. Сжимаю и разжимаю пальцы, хочу потрогать мрак, который совершенно непроницаем и кажется густым. Я уже почти дохожу до двери, берусь за холодную металлическую ручку, опускаю и дергаю на себя, но дверь не поддаётся.
Снова и снова борюсь с наваждением, желая выйти из помещения, но все тщетно. Дверь заперта снаружи. Но кем, если я сегодня весь день один? Вздрагиваю от резкого холода, который проходит по позвоночнику. У меня четкое ощущение, что сзади кто-то стоит, я чувствую присутствие. Резко разворачиваюсь, но передо мной чернота. Я цепляюсь взглядом за полоску света у стола, единственное белое в чёрном. Стучу в дверь, зову на помощь, но мне отвечает тишина, абсолютная и жестокая.
Пробираюсь обратно к столу и мои тонкие пальцы нащупывают обшивку гроба. Это привычная вещь, с которой я нахожусь рядом двадцать четыре часа в сутки, но сейчас в ужасе делаю шаг назад. Оказавшись запертым во мраке, понимаю, что осознаю себя слишком тонко. Дыхание, стук сердца, шаги. Тело двигается, повинуясь импульсам. Мозг руководит им как марионеткой или все же душа…
Будучи интровертом, чаще желаю одиночества, но сейчас оно как никогда доставляет дискомфорт. Обычно за этим должны следовать голоса, панические атаки и галлюцинации. Значит, так видят мир слепые, бродят по нему, выставив вперёд руки. Слух обостряется настолько, что собственное дыхание оглушает.
Слышу резкий скрип, но это не стул, что-то иное. Оборачиваюсь, нащупываю крышку гроба, она открыта. Пытаюсь закрыть ее, но не поддаётся, ей что-то мешает. От мысли потрогать содержимое, сводит желудок. Медленно опускаю руку и уже готов к тому, что нащупаю чьё – то тело, резко ее одергиваю. Кружится голова. Кто-то шутит надо мной, специально выключил свет и где-то стоит скрытая камера.
– Эй! Я знаю, что вы здесь. Откройте! – Кричу в пустоту, и голос тонет в чёрных полотнах. – Серьезно, это уже не смешно!
Я дохожу до стола и касаюсь пальцами невидимого лучика, спасительной белой полосы. Подхожу ближе к окну, и она протыкает меня, вонзается в нагрудный карман рубашки. Слышу шорох у двери, затем громкий стук, вскрикиваю и падаю на пол, закрывая руками голову. Сердце бешено случиться, дыхание рваное. Мои страхи летают вокруг как вороны, почуявшие скорую смерть. Смерть. Как умирают? Я уже тридцать лет работаю в этом месте и не знаю, как умирают. Нет ничего громче оглушающей тишины. Медленно поднимаюсь на локтях и осторожно осматриваюсь. Никого. Я лишь курьер душ, который отправляет души в футлярах на следующий этап прощания и скорби. Посредник, равнодушный. Все манипуляции доведены до автоматизма.
