Писать про Америку безумно неловко, ибо ничтожна вероятность подметить что-то новое по сравнению с горами уже написанных до тебя книг. Их авторы – от Стейнбека до Буковски, от Ильфа и Петрова до Вайля и Гениса – видели и поняли заведомо больше тебя. Кроме того, предмет рефлексий слишком необъятен. Но это не значит, что не надо пытаться.
Америка как цивилизация на удивление разнолика (смесь рас, языков, этнических традиций, ландшафтов, климата), но в то же самое время довольно предсказуема. Даже этнические островки недавних эмигрантов схожи между собой, как будто Новый Свет тщательно стирает различия в исходной культуре, оставляя в ней лишь то, что способно выжить в современном мире – пусть эта упрощенная версия сродни карикатуре. Чайна-таун в Нью-Йорке неотличим от Чайна-тауна в Сан-Франциско, но столь же мало напоминает настоящий Китай, как Брайтон-Бич не похож на настоящую Одессу. На этой примете американского проекта – то есть редукции, упрощении, приведении разнообразия к единому знаменателю – многие, даже весьма проницательные, наблюдатели останавливаются…
За претензию воплотить один из самых привлекательных мифов в истории человечества Америка расплачивается, главным образом, непониманием и завистью. И что самое обидное, она виновата в этом сама. То в наивном самоупоении, то в не менее наивном самоуничижении эта страна не оглядывается на остальной мир, искренне полагая, что этот мир – то есть мы с вами – должен автоматически принять ее систему координат. Американцы искренне верят, что изобрели самый совершенный способ общежития. В этом же убеждают их толпы иммигрантов со всего мира – от соседей из Мексики до «антиподов» с Филиппин.
А миф американский очень прост: если обеспечить каждому человеку свободу в пределах четко зафиксированных правил и дать ему развернуться – в том числе географически, – он сполна реализует свои возможности. Говорят, что американское благосостояние было построено на рабовладении… И так, и не так: подлинная основа страны – неутомимая пахота до седьмого пота. Любой новоприбывший, устроившись на работу – на стройку ли, на кухню ресторана, в автомастерскую, – открывает для себя неожиданную истину: рабочее время для того, чтобы трудиться. Скажем, в течение восьмичасовой смены полагается два перерыва по пятнадцать минут. Никаких перекуров, никаких бесед с подружками. Закончил чистить лук – сразу режь мясо. В туалет можешь сбегать, но не часто, заметят – выгонят. И дело не только в протестантской этике, хотя и в ней тоже. Последние минимум двести лет эта страна была гигантским сепаратором, фильтром, который отбирал самых рисковых и самых неленивых. Библейская метафора Рейгана, назвавшего Америку «сияющим городом на холме», многими здесь воспринимается буквально. Америка самодостаточна (видимо). Ей кажется, что она может обойтись без всего остального мира. Нет, в глубине души она понимает, что нипочем не обойдется без венесуэльской нефти, китайского ширпотреба, сингапурских микросхем и мексиканских домработниц, но… понимает не до конца.
Рассказы об американской жизни очень напоминают восточную притчу про мудрецов, которые пытались описать слона с завязанными глазами. Нога, хвост, хобот и прочие части тела – это еще не слон, но если ты не просветленный гуру, способный одним взглядом проникнуть в суть вещей, придется начать именно с деталей, причем не внешних. Многое из того, что представлялось признаками именно американского образа жизни, стало международным стандартом. Душ, бензоколонка, супермаркет, автомобиль как средство передвижения, кинематограф как носитель идеологии – все это уже давно достояние большого мира.
Нет, Америка построена прежде всего на морали – негибкой, в чем-то деспотичной. «In God We Trust» пишут они на долларе – вот именно! Важно не то, в какого бога верят американцы, а то, что они верят вообще в добро и зло, черное и белое. Отсюда заодно и высокая степень доверия друг к другу. Не то чтобы все они были кристально честны, такого не бывает, но честность не воспринимается как патология, не бывает смешной. Когда недавняя «наша» по поводу известной истории с бывшим президентом восклицает в ужасе: «Он соврал под присягой!» – это признак того, что она стала американкой. Широкая толерантность сочетается с колоссальной нетерпимостью, которая отныне называется политкорректностью. Вы можете не любить негров, евреев, католиков или гомосексуалистов, но не приведи вас Господи сказать вслух слово «негр» – вы тотчас растеряете всех знакомых. Многие недолюбливают американцев за их якобы ограниченность, и это отчасти правда: здешняя картина мира чревата соблазнами простых решений. Но в мире постмодерна островок (точнее, континент) ментальной стабильности, где А=А, действует как-то успокаивающе.
А что касается незамысловатости глубинной, корневой Америки, то у нее так много разных измерений, что по мере знакомства с предметом обобщения теряют смысл. Ну да, едят американцы гамбургеры, но самые авангардные рестораны мне довелось посетить не в Париже и не в Лондоне, а в Нью-Йорке. Ну не было у них Микеланджело, зато мало где в мире есть такие музеи и, главное, эти музеи посещаются – причем, не столько иностранцами, сколько самими американцами. Ну не любят в Америке сложности ради сложности. Если в Европе человек употребил неизвестное другому слово, то из двух собеседников неудобно чувствует себя тот, кто «не дотягивает». В Штатах, наоборот, неловко тому, кто позволил себе заумь, выпендрился. Однако попробуйте сходить хотя бы в один из книжных супермаркетов «Barnes & Noble», коих по стране сотни, – гарантирую потрясение не только от гигантских по нашим понятиям масштабов (представьте себе здание ЦУМа на Крещатике, битком от подвала до чердака набитое книжками, альбомами, дисками, плакатами, репродукциями), но и от количества покупателей.
С точки зрения обычного экскурсанта, Штаты, пожалуй, не самый привлекательный объект, но это зависит от того, что ищешь. В Лас-Вегасе можно ограничиться посещением казино, а можно послушать лучших исполнителей классической музыки со всего мира. На Манхэттене удовольствоваться подъемом на Эмпайр Стейт Билдинг или отправиться в Метрополитен (и музей, и оперу). Чудеса природы даже упоминать как-то неудобно, один Гранд-Кань-он чего стоит. Вот, исходя из собственного опыта, обязательный набор посещений: понятно, Нью-Йорк, Вашингтон, Чикаго, Сан-Франциско, Лос-Анджелес, Нью-Орлеан, Майями, Сиэттл. Набор, безусловно, субъективен: в нем нет Техаса (не довелось пока), нет практически восточного побережья с Бостоном и Филадельфией, но это, в общем, не страшно, есть к чему стремиться.
