CHRISTINE ARNOTHY
TOUTES LES CHANCES PLUS UNE
Christine Arnothy. Toutes les chances plus une Ouvrage publiй avec l’aide du Ministиre franзais chargй de la Culture – Centre national du livre
Издание осуществлено с помощью Министерства культуры Франции (Национального центра книги)
Дизайн переплета – Александр Архутик
© Editions Grasset et Fasquelle, 1980 © E. Сергеева, перевод, 2011 © Палимпсест, 2011 © ООО «Издательство «Этерна», оформление, 2011
Из своей переводческой кабины Лиза разглядывала французского депутата. Ей хотелось быть где-нибудь в другом месте: политика ее удручала, а на улице была весна. Скоро ее сменят. Вот-вот должна была наступить ее очередь. Загорится красный свет, и она практически одновременно с ним произнесет по-немецки обещания этого довольно симпатичного мужчины.
Женева, омываемая бурной Роной, словно прикрытой плащом из пены, была залита солнцем, свет и шум города сливались в некую мощную пульсацию. В конференц-зале проходило заседание за закрытыми дверями, и его участникам казалось, что оно будет длиться вечно. Ей безумно хотелось курить. Хватило бы даже просто ощущения, что губы прикоснулись к фильтру сигареты. Лиза наклонилась и стала искать на полу свою сумочку. Выпрямляясь, она ударилась головой и локтем. Боль заставила ее торопливо потереть ушибленное место. «Черт!» – мысленно выругалась она. Из-за ее неловкого движения переключатель, соединяющий ее микрофон с громкоговорителем в зале, поменял положение.
Депутат на сцене в этот момент обещал в скором времени изложить свою программу. Основатель Союза либеральных сил – одной из новых формаций, недавно возникшей в левом центре бурной французской политической жизни, полной старых идей, перекроенных по новой моде, – он пытался убедить аудиторию в важности своего движения.
– Мы – единственная сила, способная примирить промышленность с экологией, ускорение роста – с умеренной инфляцией и, главное, осуществить демократизацию структур предпринимательства, – сказал Лоран Же.
В первом ряду страдал японский наблюдатель. У него страшно чесалась левая ляжка. Он кивал головой, как меломан на концерте, в такт речи депутата. Это покачивание помогало ему переносить зуд. Убедительные определения оратора будто граффити отпечатывались на международных барабанных перепонках.
Лиза вздохнула и произнесла:
– До чего же нудный тип!
Фраза, усиленная аппаратурой, прозвучала на весь зал.
Лоран Же побледнел и умолк. Он поднял голову и стал искать глазами источник этой словесной агрессии.
– Что происходит? – спросил он у Жана Мюстера, своего доверенного лица, который кинулся к нему.
– Не знаю.
Люди в зале зашевелились, стали оглядываться, некоторые встали.
– Позвольте, – обратился к ним Лоран Же. – Позвольте… Секундочку, пожалуйста. Мы продолжим наш доклад через несколько минут. Меня оскорбили.
Он оставил папку на столе раскрытой.
– Что происходит, Жан? Да скажите же что-нибудь!
Зал пустел.
– Ничего не понимаю, – отвечал Мюстер, человек с умным лицом и запотевшими вдруг из-за охватившего его волнения очками.
– Приведите ко мне эту сволочь, которая это сказала. Я ей выдам сейчас такое, что она вылетит отсюда как миленькая. Надоели мне эти маргиналы.
– Вам бы лучше остаться вместе со всеми… Остаться с ними, пошутить, постараться свести к минимуму эффект случившегося.
– Нет, – отвечал Лоран. – Случай совершенно возмутительный.
Мюстер успокаивал его:
– Это все же лучше, чем бомба…
– Ошибаетесь, дорогой Мюстер. Я бы предпочел этой фразе взрыв. Взрыв перед залом. Не внутри, конечно.
Перепуганная Лиза следила за быстро развивающимися событиями. Она видела, как встают депутаты, поворачиваются к кабинам переводчиков, качают головой, даже улыбаются. Постепенно ее окружили взволнованные коллеги, и она стала говорить им о технической неполадке. Коллеги перемывали ей косточки.
– Ты совсем с ума спятила, – сказала ей белокурая особа из Женевы – Надо функционировать как машина. У тебя не должно быть личного мнения. Никогда. Твое дело – переводить.
– Вот уже десять лет я занимаюсь этим ремеслом и никогда не слышала ничего подобного, – добавила другая. – Фабьен разозлилась (она назвала начальницу по фамилии). На десять минут отлучилась, и, пожалуйста, такая катастрофа.
Гертруда, немка, чуть не кричала в голос:
– До чего же ты глупа! Дура полнейшая! Разве можно настолько выходить из себя? Если бы мы переводили что-то интересное, то это было бы увлекательнейшей из профессий.
Голландка, рыжая как осенний лес, осмотрела кабину Лизы…
– Почему ты включила инвертор?
– Я же уже сказала, что это нечаянно. Я искала пачку сигарет, а выпрямляясь, задела инвертор. Разве не ясно? Кто бы стал нарочно делать такую глупость? Я ведь из-за этого могу потерять работу. Я, а не вы. Вы здесь ни при чем…
К ним подошел Жан Мюстер. Весь запыхавшийся, он от гнева почти не мог говорить.
– Здравствуйте, дамы. А ну-ка, скажите, кто из вас так не любит нас? Кто оскорбил г-на Же?
– Это я, – сказала Лиза. – И я приношу вам свои извинения.
Она едва сдерживала дрожь. А он был вне себя.
– Я очень огорчена…
– Можете огорчаться сколько угодно, – сказал Жан Мюстер. – Кто вам за это заплатил?
– Никто, – сказала она, сильно побледнев. – Это получилось само собой.
Они смотрели друг на друга. Она – стройная, грациозная, белая как цветок жасмина, с зелеными глазами и кудрявыми шатеновыми коротко подстриженными волосами. Мюстер то и дело вытирал платком вспотевший лоб.
– Вашей начальницы сейчас нет, – сказал Жан Мюстер. – В ожидании головомойки пока идемте со мной. Господин Лоран Же хочет вас видеть. Сначала вы дадите объяснение ему, а потом – депутатам. Пошли.
От волнения сердце Лизы было готово вырваться из груди.
– Можно я напишу господину Же учтивое письмо с извинениями? Это было бы лучше…
– Учтивое письмо? Такое дело не удастся уладить учтивым письмом, – сказал Мюстер. – Это было бы слишком просто. Нет, мадемуазель, вы с ним будете говорить.
– Хочешь, я схожу с тобой? – сказала участливо девушка из Женевы.
– Не надо, мадемуазель, – возразил Мюстер. – Она не нуждается в сопровождении. Ведь это же не вы ей подсказали то, что она сказала? Не вы? Так чего же?
– Господин… – произнесла Лиза.
– Меня зовут Жан Мюстер.
Он посмотрел на нее взглядом туриста, проснувшегося в тропиках и обнаружившего в своей обуви скорпиона. Должно быть, она была одной из тех, кто при виде любой ванны воображают себя Шарлоттой Корде. Ведущий деятель и, несомненно, кандидат от новой партии на ближайших президентских выборах, Лоран болезненно реагировал на общественное мнение и на публикации в печати. Газеты правых, да и левых, не упустят случая посмаковать случай в Женеве. Он уже предвидел, какие заголовки крупным шрифтом появятся в газетах, вроде: «В Женеве Лорана Же обозвали нудным типом» или же «Можно ли доверить будущее Франции “нудному типу”»? Он нашел, что Лиза очень молоденькая и симпатичная. Она не была похожа на хиппи, каких было много вчера, ни на «революционерку» сегодняшнего дня. Скорее, она могла завоевать симпатию. Очки Жана Мюстера вновь запотели – так он изнервничался. Чтобы подойти к депутату, надо было пройти по лабиринту коридоров. Лиза спотыкалась на каждом шагу, и он еле успевал ее поддерживать: