Перебежками, я продвигалась по занесённой снегом тропинке к нужному мне шоссе, стараясь в то же время держаться ближе к старым промышленным постройкам. Не то, чтобы там было более безопасно…
Но выбора всё равно не было. А так – хоть какой-то шанс спастись.
Отбросив с лица грязные, давно немытые волосы, я усмехнулась, понимая всю тщетность своего сопротивления, всю безысходность происходящего…
И всё же, не моём характере было сдаваться.
Зачерпнув потрескавшейся до крови рукой горсть снега, быстро закинула его в рот – старясь как можно тщательнее прожевать замершие кристаллы. Так и горло не заболит, и желудок обмануть можно: последнее печенье закончилось ещё два дня назад – и теперь я дико сожалела, что не стала экономить еду с самого начала.
Хотя кто мог бы предположить ТАКОЕ развитие событий…
Я широко улыбнулась (скорее, оскалилась) в темное, неприветливое и холодное пространство – улыбнулась просто так, чтобы удержаться от слёз. Чем не причина для улыбки? Плакать было нельзя : слезы не только признак слабости, не только симптом отчаяния… Не знаю, каким образом, но стоит мне только «дать слабину» и поддаться чувству безысходности, как он сразу же находит меня, каким-то непостижимым образом точно вычисляя моё местоположение.
Несколько раз меня спасало просто чудо.
Но всегда везти не может.
А потому, подавив надвигающееся отчаяние, я проглотила ещё одну пригоршню снега, сжала зубы и побежала в сторону амбаров стоящих уже у самого шоссе, надеясь там найти теплое место для ночлега. Ну и, в конце концов, отпраздновать свой 21 День Рождения. Может, и не юбилей ещё, но уже совершеннолетие.
Родилась я, между прочим, на другой половине земного шара: в небольшом городке на северо-востоке Смоленской области. Старое название моего родного города (Гжатск) известно разве что местным жителям да военным историкам: слишком много наступлений вражеский армий пришлось пережить моей родной земле… О Великой Отечественной в нашей семье до сих пор не забывали: всю бабушкину семью, вместе с остальной деревней, немцы согнали в общий амбар и подожгли. Только она, малолетняя девчонка-то и спаслась… Сейчас город знаменит своим другим названием – Гагарин, в честь самого известного своего земляка.
Маленькая, я обожала бывать в его доме — музее, представляя себе, какого это: быть первым космонавтом Земли. И даже, в виду отсутствия всякого предрасположенности к точным наукам, пробовала писать фантастические рассказы о космосе.
Знала бы я тогда…
Мама, учительница русского и литературы в районной школе, всячески поддерживала мои начинания, уговаривая, впрочем, немного изменить «профиль увлечения» и больше ударять на английский: иностранный язык – де всегда будет востребован: и без работы я, если что не останусь, и платить будут нормально.
Маме вторил отец, который, работая токарем на заводе, всё время искал подработку, чтобы «побаловать своих принцесс». Его ругала бабушка – папина мама, твердя сыну, что баловать жену и дочек сильно нельзя… То ли на самом деле права была бабуля, то ли сглазила, да только Юлька, моя старшая сестра, в пятнадцать лет забеременела. Родители хватились только, когда, как ругалась бабушка, «Юльке живот на нос полез», а будущий отец ребенка был удачно сплавлен обеспокоенной роднёй куда-то на Дальний Восток.
Мне тогда десять было – девчонка совсем, хотя скандал я хорошо запомнила. Правда, родители мои и на этот раз выступили единым фронтом перед неприятностями, усыновив родившегося мальчишку – не дав Юльке повестить на себя грех и в тоже время подарив ей возможность начать жизнь сначала. Так в нашей семье появился младший братишка – обожаемый отцом и матерью Коленька. Даже бабушка, растаяв от первой беззубой улыбки малыша, тратила, кажется, всю свою пенсию на дорогое питание и «самые лучшие» японские памперсы.
Юлька, как только ей исполнилось восемнадцать, уехала покорять столицу – и устроилась там неплохо: сначала, по приезду, нашла работу в крупном колл – центре и снимала комнату вместе с подружкой, а уже через год, наслаждаясь видами Питера, встретила у разводного моста отставшего от группы немецкого бизнесмена… Теперь Юлька живёт в Германии и посылает нам открытки с видами древнего Мюнхена.
Честно признаться, судьба старшей сестры отложила неизгладимый отпечаток на всю мою дальнейшую жизнь: во-первых, памятуя о том, что произошло с Юлькой, родители не спускали с меня глаз, так что не то что о свиданиях, даже о невинных школьных огоньках мне пришлось позабыть. К тому же, мама продолжала работать в школе, а бабушка, в силу своего возраста, уже не справлялась с малышом – вот мне и приходилось всё свободное от учебы время нянчить младшего братишку, пропуская школьные дискотеки и остальные сборища друзей.
При этом, слушая, как сестра, в редкие свои наезды в родной город, свободно переговаривается со своим мужем на немецком, я понимала, что хочу так же, как Юлька, свободно говорить на иностранном языке. Правда, на английском.
Памятуя мамино: «хотеть мало», я зубрила язык как ненормальная, используя любую возможность, чтобы улучшить свои знания.
Это принесло результат: после окончания школы, мне удалось без труда поступить в Университет на кафедру английского языка… И даже проучиться там два года, пока я не поняла, что хочу чего-то большего: больше настоящего живого языка, больше свободного общения, а не свода книжных правил, которые в нас вбивали преподаватели…
Я было подала документы на одну из студенческих программ, позволяющих путешествовать и работать за рубежом, как родители в очередной раз преподнесли подарок: после моего отъезда в университет, они решили съехаться с бабушкой, разменяв две небольшие квартиры на одну большую. Теперь бабушка смотрела за Коленькой, мама смотрела за бабушкой, а папа просто отдыхал у телевизора, наслаждаясь любимыми яблочными пирогами – коронным бабушкиным блюдом.
Остаток денег, оставшихся от размена, родители предложили мне — с условием, что деньги эти будут потрачены на моё будущее. Помогла также и Юлька: сестрица нашла хорошую программу в одном из американских колледжей, зарегистрировала меня там, а также оплатила недостающую часть денег.
А дальше, взяв академ в родном универе, я отправилась за океан…
Больно зацепившись бедром за выпирающую железяку, я ойкнула, свалившись через остатки ограды в царапающий обветренную кожу лица и рук, снег…
Да уж, что-то не к добру я ударилась в воспоминания… Пошатываясь от слабости и усталости, я поздно почувствовала, что нога моя прилично разодрана, и кровь хлещет всю… То есть, если в ближайшие полчаса не остановить кровь, он найдет меня – придет на запах.
