Раньше я часто любил вставать ранним утром, пока солнце ещё не начинало припекать, и идти к озеру недалеко от дома. Редко кого здесь можно было увидеть, жители деревни предпочитали вылавливать мелкую рыбу из реки, которая брала свое начало высоко в горах и протекала вдоль наших домов, после чего разбивалась на несколько маленьких ручейков, часть из которых продолжала свое движение дальше в леса, а другая впадала в озеро, располагавшееся за цепочкой невысоких гор. Добраться сюда было не очень просто, поскольку приходилось лезть наверх по скалам, или же идти в обход по более безопасной дороге, которая отнимала много времени. Я предпочитал использовать первый способ – было что-то захватывающее в преодолении горных вершин, кажущихся на первый взгляд неприступными для человека. Мне потребовалось много попыток, прежде чем я сумел перебраться на другую сторону скалы, откуда открывался вид на Белое озеро, получившее свое название из-за своеобразного свечения, появляющегося на поверхности воды во время рассвета. Мне нравилось подолгу сидеть здесь и смотреть на тихую, спокойную гладь, вслушиваться в водопад у противоположной стороны озера, отвлекаясь иногда на шум ветра или пролетающих мимо птиц. В самом озере редко можно было увидеть каких-либо рыб, лишь иногда мне на глаза попадались косяки тайменя или хариуса, всех уток мы давно переловили и одомашнили, зато лягушек было хоть отбавляй. Какого же было мое удивление, когда в один из самых обычных дней я заметил у воды стаю мандариновых уток, которые никогда прежде так близко не подбирались к людям. Они были куда меньше наших домашних уток и имели особенно яркую расцветку, впрочем, такими были лишь самцы. Их удлинённые перья на голове можно было сравнить с объёмным хохолком, а на каждом крыле одно пёрышко обязательно имело форму опахала. Несмотря на то, что снизу они были обыкновенно белыми, спина их сверкала оранжевыми, красными, зелеными и даже синими оттенками. Раньше их вылавливали сотнями из-за их необычного оперения, из-за чего им пришлось перебраться далеко на север, и вот, спустя столько времени, они снова вернулись к людским поселениям. «Должно быть, с их прежним домом что-то случилось, или же они почуяли гораздо большую опасность, чем люди,» – подумал я. Будучи охотником, мне следовало бы рассказать своему отцу о том, что в горах теперь можно выловить кучу дичи, тем самым обеспечив нас едой на несколько дней. Но я не захотел. Мандаринки считались очень редкими птицами, и хотя я понимал, что эта стая далеко не единственная, сама мысль о том, что они могут исчезнуть, меня очень расстраивала. В конце концов, мандаринки и вправду были очень красивыми.
Начиная с того дня, по утрам я старался тихонько пробираться в сарай, где в мешках у нас в достатке имелись зерна риса и ячменя. Набирая маленькую горстку семян, я прятал их в кармане, чтобы ни у кого не возникло вопросов или подозрений касательно того, зачем я их беру с собой. На самом деле, мне мало кто обычно встречался по дороге, так как наш дом находился на самой окраине деревни около озера, и тем не менее я старался действовать осторожно, не привлекая к себе лишнего внимания. Поначалу утки, завидев меня, сразу же перелетали на другой конец озера, и все мои зерна кормили обитавших там рыб. Прошел по меньшей мере месяц, прежде чем расстояние между нами начало сокращаться, и вот сначала одна, а затем и вторая утка подплывают чуть ближе, чтобы дотянуться до зерен риса, отмахиваясь при этом лапками от назойливых рыб. «Ну наконец-то! Хоть какой-то прорыв,» – подумал я, подбираясь к озеру чуть ближе, чтобы снова закинуть горстку семян, и…спугнув при этом уток. Вздохнув из-за собственной глупости, я поднялся на ноги и стряхнул с себя пыль. Решив, что на сегодня хватит и повернувшись в сторону деревни, я неожиданно для себя обнаружил сестру, которая, видимо, уже не одну минуту наблюдала за мной.
– Мередит? – вот засада, только ее тут не хватало. – Что ты здесь делаешь?
– Занимаюсь полезным делом в отличие от тебя, – Мередит смерила меня долгим взглядом и громко хмыкнула. – Так и знала, что ты от нас что-то скрываешь. И не стыдно в свои семнадцать лет такой ерундой заниматься?
– Для меня это вовсе не ерунда, и вообще, тебя здесь быть не должно. – нервно взъерошив волосы, ответил я. И почему из всех людей именно она пришла сюда. Если отец прознает про этих уток, мне несдобровать.
– Ну да, как же. Можно подумать, кроме тебя здесь никто не имеет права находиться. Я пришла сюда за особыми растениями, чтобы вылечить Эмили от простуды, которые, как написано в книге, растут где-то на поверхности этого озера. Так что ты либо помогаешь мне вылечить свою сестру, либо не мешаешься под ногами и уходишь отсюда.
Книга, о которой говорила Мередит, была единственной вещью, оставшейся от её родителей. Наши матери были кровными сестрами и, в отличие от нас, состояли в тёплых доверительных отношениях. Когда я появился на свет, тётя Линда была уже на третьем месяце беременности и как раз дописывала эту книгу о врачевании и целебных травах. Наша семья поколениями занималась вопросами медицины, и хотя моя мать предпочла связать свою жизнь с обычным хозяйством, тетя посчитала нужным закрепить полученные предками знания на бумаге. И всё же, сколь талантливой тётя Линда не была в вопросах врачевания, она не смогла спасти от смерти собственного мужа. Находясь в постоянном стрессе после потери дяди Лукаса, тетя стала меньше есть, её начала беспокоить бессонница – все это лишь усугубляло здоровье будущей матери. Единственным утешением для неё были сестра с маленьким племянником, которые помогали на время забыть о боли от утраты любимого человека. Когда подошло время родов, тётя Линда была сильно истощена, и все волновались за жизнь её ещё не родившегося ребенка. Как оказалось, беспокоиться нужно было вовсе не о малышке, а о самой Линде. Роды проходили крайне тяжело: она потеряла много крови, и несколько раз даже теряла сознание. Её состояние было критическим, и никто не мог предугадать, чем всё это закончится. И всё-таки тётя Линда нашла в себе последние силы и дала жизнь своей дочери, которая родилась на удивление здоровой и крепкой малышкой. Спустя пять минут тётя была уже мертва. Последним, что она сказала моей матери, было: «Пожалуйста… позаботься… о Мередит».
– Хорошо, давай тогда договоримся: ты никому не рассказываешь о том, что видела здесь мандаринок, а я достаю эти растения из озера, чтобы тебе не пришлось мочить свою одежду, идет? – преисполненный радости за такую хорошую возможность прикрыть себя перед родителями, я протянул ей свою руку для рукопожатия.
