Из огненного жерла масляной бочки отдавало благодатным теплом. Горели крашеные доски, бывшие когда-то мебелью, истрепанные покрышки и прочий подножный хлам. Едкий запах дыма перемешался с острым смрадом давно немытых тел. Синерылая братья устроилась кружком, вокруг раскалившийся докрасна «толстухи».
– Кхе, кхе, – глухо прокашлялся невысокий, сухой старикан. – Ну, раз Пакля шлёпнул, пусть сидит.
– Пакля знатный литер, – одобрительный отозвался голос с противоположенной стороны импровизированного круга.
Говорившего Виру не разглядел. Его заслоняла бочка и вырывающиеся наружу пламеня.
Воровской жаргон, не удивил молодого человека. Он знал, среди бомжей достаточно уголовников. Об этом предупреждали и полицейские, и друзья, и некоторые читатели блога. Принадлежность к обществу изгоев, бродяжнический образ жизни в цивилизованном комьюнити, сами по себе считаются преступлением. Хотя Виру считал, что это не так. Собственно, поэтому и решил написать несколько очерков о людях, упавших на самое дно. Попытаться развеять предрассудки. Внести свою лепту в неравную борьбу с социальным расизмом.
Реплику из пустоты воспринял, как разрешение остаться. Усаживаясь на котельцы, молодой человек усмехнулся. «Значит, полицейского комиссара они называют Паклей. Интересно, Владимир Иванович знает свое прозвище?» В памяти всплыла табличка на дверях начальника: Баклеев В.И.
Молчание затянулась. Чуханы заворожено созерцали языки пламени. Про гостя, казалось, уже забыли. Молодой человек осмотрелся. Заброшенный склад в промзоне не очень уютная обитель. Перекосившиеся котельцовые стены, сбитая штукатурка, бездушные глазницы пустых оконных проемов. Редкие стропила поддерживали остатки шиферной крыши. Выше, там, где должно находиться звездное небо, нависала уходящая в пустоту огромная труба ТЭЦ.
– Это, – неуверенно начал Ошка, – Пакля сказал, чтобы говорили с ним. На вопросы … чтобы.
Грязный мужик в лохмотьях словно был подключен к ручному динамо. Начинал говорить бодро. На третьем слове энергия заканчивалась. Ошка постепенно переходил на хриплый шепот. Звуки растягивались, слоги обрывались. Затем динамо заряжала батарейку, и он лихо возобновлял speech, но лишь для того, чтобы снова «сдохнуть» на третьем слове.
В дежурную часть Ошку привели по приказу Владимира Ивановича. Виру деликатно пощеголял рекомендациями. Рассказал полковнику Баклееву о «журналистском исследовании» низов общества. Начальник, особо не вникая в подробности, снял трубку:
– Дежурный!? В обезьяннике есть бомжи? …. Нет!? … Пошли кого-то пусть приведут … Да все равно, чтобы бомжом был … Без разницы … Выполнять.
Через двадцать минут, уперев дубинку в грудь перепуганного Ошки, дежурный офицер внушал бродяге важность миссии, ответственность за жизнь и здоровье гениального писателя, по совместительству родственника зам министра. Виру не вмешивался. Хотя три четверти сказанного не просто преувеличение, а откровенная ложь. Гением он не был, как и родственником «больших начальников».
Теперь, сидя у костра в заброшенном складе, наблюдая за суетливыми попытками Ошки «прописать» гостя в «честной» компании, Виру мысленно поблагодарил офицера за «пристрастный ликбез».
– Дядька с блатом, – продолжал Ошка, размахивая рукой, – сказали надо, значит … это. Надо.
Блогер пробежал глазами по лицам присутствующих. Интерес отсутствовал. Казалось, каждое слово Ошки отдаляет их от реальности все дальше и дальше. Пора их вернуть.
– Водку будете? – громко спросил молодой человек.
Отщепенцы оживились. Послышалось одобрительное кряхтение и возня. Люди, Виру не мог в полумраке разобрать кто из них мужчины, кто женщины, бубнили что-то неразборчивое, ерзали на импровизированных сидениях. «Их не больше десяти, – быстро подсчитал молодой человек, – значит, пока двух хватит».
Достал из рюкзака бутылку. Протянул сухому старикану. «Дед, – решил Виру, – здесь за старшего» И расчет оказался верным. Главный, причесав ладонью бороду, откупорил и запрокинул бутылку. Делал это отточенными годами движениями, по привычке оттопырив мизинчик.
– Тебя как зовут? – старик оторвался от бутылки, прикрывая рот тыльной стороной ладони.
Из-за крепости выпитого и отсутствия зубов, вопрос прозвучал как: «Тья ка звут?» Гость, погрузил руки в карманы батника. Вечер был холодным.
– Виру. Я веду блог в интернете … – начал он.
Его перебили.
– Виру? Погремуха? Сидел?» – спросил с другой стороны круга шепелявый голос.
– Нет, – ответил он, пытаясь разглядеть собеседника. – Папа с мамой фанатели от индийского кино.
Парень достал вторую бутылку.
– Будьте здоровы! – объявил он, сделал небольшой глоток, и продолжил. – Сейчас я пишу о нуждающихся жителях города. Бездомных, инвалидах, больных ну, в общем, о социально уязвимых.
– Бутылку откати, – прозвучал скрипучий голос.
Не поворачиваясь, Виру протянул пузырь. Женщина в порванной куртке жадно вырвала сосуд и тут же приложилась к горлышку. Скатившаяся набок бейсболка, заляпанные штаны, бывшие когда-то джинсами, и опухшее нечистое лицо делали ее исключительно отталкивающей.
– Пожа …, – успел только сказать Виру, как зашумело несколько протестующих голосов.
– Э, другим оставь! Хорош, Клякса! Морда треснет!
– Ты, это, не давай ей больше, – поддел дедок плечом молодого человека, – она, падла, все выжрет.
– Угу, – немного растерявшись, согласился Виру. – Так вот. Хочу с вами поговорить о проблемах. Что, или кто вас больше всего беспокоит? Что делаете, как живете?
Бомжи, молча передавали бутылку, допивая остатки водки. Когда пузыри опустели, отверженные заново принялись созерцать огнь в «толстухе». Откровенничать они не спешили. Виру не сдавался. Набрался терпения и деликатно подталкивал их на разговор.
– Вот вы, например, – он посмотрел на сухого бородатого старика. – Что сегодня ели?
– Филя буржуй, – ответил за него долговязый мужчина в пальто с надорванным рукавом. – Он у супермаркета харчуется.
Долговязый встал, взял ящик, на котором сидел, и придвинулся ближе к женщине с опухшим лицом.
– Просроченными продуктами, – догадался Виру.
– Нормальные харчи, – возмутился дедок.
– Конечно, – хмыкнул голос напротив, – лучше, чем детятиной?
– Детятиной? – переспросил блогер, через минуту, когда до его дошел смысл сказанного.
– А то, – хмыкнул голос, и компания лениво засмеялась. – А, Филя? Супец то ништяковый был?
– Да пошли вы, – пробубнил дед. Прозвучало это как: «Дпшлив».
– Что за суп? – осторожно спросил молодой человек, боясь спугнуть затрепетавший жизнью разговор.
– Хм, – усмехнулся голос напротив. – Короче, был у нас тут один. Коля Рыжий. Думали, беса гнал, а нет, в натуре псих. Из дурки амнистию сделал …
– Неа. Не сбегал он, – перебил долговязый. – Выпустили его. Типа вылечили.
